Поворот ключа - [15]

А все-таки странно устроен человек: как уж хочется верить, что все будет хорошо, вот стоит человеку, вовсе далекому от медицины, сказать, что все будет в порядке, и уж рад верить ему, и точно — все будет хорошо.

— И как Надя переносит твою болезнь?

— У нас у всех достанет сил перенести несчастье ближнего.

— Не лги.

— Это Ларошфуко. Она хорошо переносит мою болезнь.

— Не лги. Она добрая и интеллигентная.

Это уж Раиса Григорьевна непривычно для себя лукавит — они с Надей друг другу не понравились. Пять лет назад Раиса Григорьевна приезжала к ним на несколько дней (как обычно, без предупреждения, просто посмотреть на их житье-бытье). Надя не понимала, зачем это Раиса Григорьевна вмешивается в чужую жизнь, правда, та не вмешивалась, а просто поговорила и улетела, хотя для нее жизнь Казанцева не была жизнью чужой; Раисе Григорьевне, хоть она этого не сказала, Надя не понравилась…

— Как наши-то? — спросил Казанцев, чтоб закончить разговор о себе.

— Будет тебе, Володя.

— А все-таки?

— А кто?

— Владик Васильев?

— В экспедициях.

— У него один?

— Двое. Чудо-парни.

— Женя Дорофеев?

— Все плавает. В прошлом году прислал открытку, обратный адрес — Индийский океан. Он прежний: открытку прислал на школу — любит эффекты.

— А Лена Максимова?

— Вспомнил Леночку? Думала — забыл.

— Я все помню.

— Хорошо, что приехал. С Леночкой беда. Все собираюсь к ней зайти, да отчего-то неловко. Мы не очень-то ладили с ней. Вернее, ладили, но не дружили. Тут я виновата — просмотрела что-то. И хорошо, что ты приехал.

— Так что с ней?

— Беда с ней. Говорят, пропадает Леночка. Три года назад она разошлась с мужем, я его не знала, что у них случилось, тоже не знаю. А полгода назад сын у нее погиб. Нелепость какая — упал из окна четвертого этажа. Четыре года, воробышек какой-то, птенчик. Мы сделаем вот что: зайдем-ка к Лене в гости. И зайдем сегодня же. У тебя первый день? Чаепитие в семье?

— Да. Но к вечеру я освобожусь. Часам к девяти.

— Вот и хорошо.

— Незваные гости, надо сказать.

— Ты можешь приходить когда угодно, Володя, — сухо сказала Раиса Григорьевна, — но человек, к которому ты пришел, должен быть уверен, что ты друг. А дружба, имей это в виду, Володя, понятие круглосуточное. Все! Встречаемся в девять часов на автобусной станции.

5

Константин Андреевич не ошибся, по стуку в дверь определив, что пришла Анна Васильевна. Это и точно была она.

Кондитер на лимонадном заводе, Анна Васильевна от работы со сдобным тестом — зефиры, пирожные, кексы — сама стала как бы сдобной — пышнотелая, с тонкой белой кожей, круглолицая, с глубокими ямочками на щеках и подбородке, весела так, что всякий момент готова взорваться смехом и потом долго утирает слезы. Тугая, гладкая, с рыжеватыми, даже золотистыми волосами, ходит она медленно, как плывет, и своим появлением напомнила она Константину Андреевичу, что пора бы и за дело приниматься.

— Все так, — рассуждала она, — помидоры по полтора рубля три килограмма, так, треска — это будет жареная в томате — три килограмма, в холодильнике колбаса, сыр, мясо — дело, это дело. Вот я говорила, что красную рыбу, икорку это уже не осилить, пожалуй, никому и в горло не пойдет.

— Да, пожалуй, икру и семгу нам не поднять, — согласился Константин Андреевич.

— А вот и выход. Если, предположим, достать сиг за рубль восемьдесят и посолить как следует, то будет это, скажем, вкуснее любой семги, — и она, верно, снова подумав, что сиг может быть вкуснее семги, закатилась в смехе, да надолго, да так заразительно, что засмеялся и Константин Андреевич — радостно ему слышать ее смех, безудержный и сдобный. — Так я посолила, а сегодня попробовала — вкуснее любой краснорыбицы. И вкуснее, и мягче.

— Вот и молодец, — похвалил Константин Андреевич, — без тебя бы мы пропали. Уж не свадьба была бы, а так — попойка под селедку.

А она так и зарделась от его похвалы, даже глаза повлажнели от удовольствия.

— Я тут порядочек составила для стола, ну, меню, будем говорить, — и Анна Васильевна достала из сумки лист бумаги. — Первое, конечно, студень. У меня уже есть голова и ножки. Не у меня, дело ясное, а свиные, — и снова в смех ударилась, ну будто кто ей душу щекочет. — Это я сейчас поставлю. Люди ведь, как идут на свадьбу, день не едят. И правильно, потратились на подарки, так хоть на еде пусть наверстают. Они приморятся, а мы их тогда салатом притомим. Первое дело — весенний салат. В ход пустим помидоры, огурчики, лучок, горошек.

Константин Андреевич слушал Анну Васильевну уже вполуха, зная, что на всякое дело заводится она медленно, но если заведется, то будет как вечный двигатель, и он привычно начал думать, что вот сегодня — последний день с дочерью под одной крышей. И вот ведь как замуж не хотелось выдавать ее. Если б можно было не выдавать вовсе, а всего лучше — будь она нескладехой, недотепой, чтоб уж не приглянулась никому, это ему всего лучше было бы. А так, дело какое: весела, красива, легка — все равно выйдет, не сейчас, так через год. Тьфу ты да и только.

— Второе — рыбный салат, — наслаждалась своей изобретательностью Анна Васильевна. — И тут мы пустим в ход копченую рыбу, картошечку с яйцом и майонезом. Люди-то думать будут, что это все, сил у них к пище нет, а мы им — ах! — блюдо одно другого лучше. Вот у вас сил нет, а вы кушайте, пожалуйста.