Поворот - [22]

— Почему замолчал? — спросила Басова подозрительно.

— Ладно, — сказал я, — не буду я с ним говорить.

— Не говори, мы сами что-нибудь придумаем.

— Кто это «мы»? — спросил я. Я подумал, может, она меня имеет в виду.

— Без тебя, — сказала она, — найдутся люди, которые не только о своих драгоценных обидах думают.

И Басова ушла.

Ничего у меня не получается — как ее увижу, мне улыбаться хочется и делать что-нибудь хорошее, а она думает, что я к ней подлизываюсь. Венька ей, видите ли, понадобился. Веньку, видите ли, ей спасать нужно. О Веньке у нее, видите ли, одна забота. Да провались он, этот Венька. Мне-то до него какое дело? До него и до его братца перекошенного. Даже думать о них забуду, не то что выручать. Сам выручится, не маленький.

Так я разжигал себя по дороге домой и доразжигался до того, что чуть не задымился. Все, решил я, все! Буду теперь только о себе думать. Время свое хронометрировать и уплотнять. Организованным буду и читать буду не только про шпионов и мушкетеров. А то вон все они какие умные — ин-теллек-туальные личности. Ладно, я им тоже покажу, что Семен Половинкин не тютя какая-нибудь, над которой по-всякому издеваться можно.

И с батей поговорю по-настоящему, как мужчина с мужчиной. Что, в самом деле, все ему некогда да некогда? Может, я потому такой неотесанный да неорганизованный, что он меня мало отесывал?

Я уже не шел, а бежал, и не заметил, как очутился на Моховой. Недалеко от дому меня остановил один папин товарищ по работе, капитан милиции Воробьев.

— А-а, Половинкин-младший, здравствуй, — сказал он. — Куда это ты так торопишься?

— Здравствуйте, товарищ Воробьев, — сказал я. — Домой.

— Чего это ты так официально? Меня Сергеем Ивановичем звать.

— А меня Семеном.

— Уел, — засмеялся он. — Ну, правильно. Домой, значит, Семен. А батя дома?

— Дома, Сергей Иванович.

— Отдыхает?

— Учится.

— У-учится?

— А что тут такого? Все сейчас учатся.

— Это ты верно. Это правильно. Эт-то… — он посмотрел на часы и взял меня за лацкан курточки. — Слушай-ка, мне сейчас некогда, а ты ему передай, чтобы он в двадцать ноль-ноль в отдел зашел. Дело одно есть.

— Все у вас дела, а вот что вокруг делается… — сказал я и сразу прикусил язык.

Он внимательно посмотрел на меня.

— А что вокруг делается?

— Да так… ничего… хулиганов вот много развелось.

— А-а?! Верно, это есть. Только вы-то сами не будьте старыми бабками, которые только и ворчат: «Фулюганы, фулюганы». Так то бабки, им ворчать положено, а вы помогать нам должны — вот их и меньше станет… Ну, мы с тобой еще на эту тему потолкуем. Пока! — и он протянул мне руку.

Я побежал к дому, но он окликнул меня и, когда я подошел, спросил:

— Ты просто так сказал про то, что вокруг делается, а мы, дескать, не видим? Или знаешь что?

— Ничего я не знаю, — буркнул я.

— Ну, иди…

Я пошел, а через несколько шагов зачем-то оглянулся. Капитан Воробьев смотрел мне вслед. Он увидел, что я на него смотрю, махнул мне рукой и пошагал дальше.

Клял я себя на чем свет стоит. Трус я, что ли? Или Веньку этого мне жалко? Или то дурацкое обещание, которое Машке дал — никому ничего не говорить — удержало? Или, может, и верно, мне ни до кого дела нет?

Рядом с нашим домом соседний дом поставили недавно на капитальный ремонт, но ремонтировать еще не начали, и он стоял пустой, с выбитыми и заколоченными окнами. И когда я проходил мимо, меня кто-то из подвального окна тихо окликнул. Я нагнулся и увидел Фуфло.

— Эй, ты, Сень, спустись-ка сюда.

— Чего я там не видел, — сказал я.

— Да ты не бойся, — он захихикал, — я за вчерашнее тебя не трону.

— Это тебя-то бояться? Некогда мне, вот и все.

— Слушай, верно дело есть.

У всех дела! Деловые все какие.

— Какое еще дело?

— Насчет… — начал Фуфло и вдруг замолчал.

Мне показалось, что его кто-то дернул сзади, потому что он быстро обернулся.

— Насчет чего? — спросил я.

— Насчет Жука. Веньки Балашова, — тихо сказал Фуфло.

— А почему обязательно в подвале разговаривать? — спросил я. — Выходи и поговорим.

— Да не могу я. Ты не бойся. Я… один.

«Так, — подумал я, — вот тебе и проверочка, Половинкин. Трус ты или нет». Сердце у меня заколотилось, но я не подал виду и начал просовывать одну ногу в окно.

— Да ты не лезь, — зашипел Фуфло, — в подворотне дверь есть.

Я пошел в подворотню. Не скажу, что я быстро шел. Подобрал по дороге небольшую железину и сунул в карман. Какое мне дело до Жука этого? Чего это я иду? Провались они все, и Жуки, и Фуфлы, и… и чернявые с дырками вместо глаз.

Ощупывая сырую стену, я кое-как спустился в подвал и сразу зажмурился — прямо в глаза мне светил карманный фонарь.

— Эй, убери фонарь, — сказал я.

— Ладно, — довольно добродушно сказал Фуфло и погасил фонарь.

Свет из маленького окна проходил в подвал слабо, но, немного освоившись с темнотой, я заметил рядом с Фуфлой Хлястика, а чуть поодаль какого-то совсем незнакомого парня. Он был невысокий, коренастый, а лица его я разглядеть не мог — круглое серое пятно. Он стоял, прислонившись к стене, и руки держал в карманах. Я тоже держал правую руку в кармане — ощупывал свою железку, хотя понимал — вряд ли она мне поможет, если что. Их ведь трое, а Фуфло говорил, что он один. «Держись, Половинкин», — подумал я.