Поводок - [20]
К тому же я хотел не бросить Лоранс, а всего лишь поставить ее на место. Почему-то я был уверен, что легко обведу ее вокруг пальца. Да, я плохо знал Лоранс… Все никак не мог вообразить, что на мои слова: «Будь любезна, дай мне заработанные мною деньги» – она ответит: «Нет, я оставлю их себе!» Разве такое может произойти между людьми, которые уже давно живут вместе, делят общую постель, говорят друг другу нежные слова? Неужели такой цинизм и впрямь возможен? А ведь Лоранс дорожит своей репутацией нравственного человека…
Я все хорошенько взвесил и потерял всякое желание разговаривать с ней сегодня же вечером, сгоряча. Это было выше моих сил. Нет, я лягу в студии, а завтра прямо с утра и приступлю – буду с ней обаятелен, но тверд. В квартиру я вошел на цыпочках, с облегчением убедился, что Лоранс еще нет дома – ее бридж затягивался порой допоздна, – и отправился к себе спать. Во всяком случае, Лоранс не знала того, что я для себя уже решил: не сдуру, но от полноты души я отдаю ей то, что она у меня отбирает. Вот такое соотношение – она гораздо ниже меня. Убаюканный мыслью, что не придется разыгрывать ни ярости, ни возмущения, я почти сразу же заснул.
Но посреди ночи проснулся в холодном поту. Я понял, почему был наказан: мне захотелось смешаться, слиться с кланом имущих. Не важно, что это состояние длилось всего минут десять, когда, одетый в строгий костюм, я стоял рядом с тестем, вернувшим мне свое расположение, и на меня уважительно поглядывал банкир, – тогда-то я и почувствовал себя уверенно, самодовольно, респектабельно, комфортно и в полнейшей безопасности. Я почувствовал себя «причастным». И когда этот грузный банкир объяснял мне, какие проценты он настрижет со стрекоз благодаря тому, что одалживает им деньги, заработанные муравьями, мне это было почти что интересно; на этот раз торгашам удалось меня соблазнить, а ведь я семь лет прожил среди них, так и оставаясь чужаком. Я был наказан там, где согрешил; деньжата меня и наказали (омерзительное слово, куда противнее, чем «шлягер»), и все же на какое-то мгновение я в них уверовал, уверовал, что мне они теперь доступны; но, как говорится, банк дал – банк взял.
В полдень я вошел к Лоранс; она сидела на постели, на нашей постели, с подносом на коленях и похрустывала сухариками. Свежая, румяная, аппетитная; брюнеткам, чуть склонным к полноте, идет зрелость – с возрастом они только расцветают, и я пожалел, что нечасто наслаждаюсь этим зрелищем (а что мне мешало это делать?). Надо сказать, я толком не знал, чего же мне хочется, хотя вроде бы наметил четкую и ясную цель. А вот Лоранс казалась спокойной.
– Здравствуй, милый! – И она протянула мне руки, я положил голову на ее мягкое, душистое плечо, и от этого родного запаха, от этой ласки все мои опасения улетучились.
Просто дурь у человека разыгралась, дурь и тщеславие, ну и, конечно же, Лоранс боится, как бы я ее не бросил. Меня прямо-таки затрясло от пылкого желания, надежды, чаяния убедиться в том, что и впрямь моя жена дуреха, и дуреха еще большая, чем я, бывало, замечал. Я сел прямо:
– Ну что? Больше не сердишься? Как ты могла подумать, что я способен отдать тебя на растерзание какому-то кассиру?
Словно тени, пробежали по ее лицу смущение и жадность, беспокойство и презрение; она чему-то грустно улыбалась, и я почувствовал, как ей хочется поплакаться на свою судьбу.
– Пошел в банк, – сказал я и встал, а уже развернувшись к двери, вспомнил: – Ах да! Прежде чем упразднить этот счет, давай подпишем вместе один чек, один-единственный, на котором тебе понадобится моя подпись. Вот…
И я ей протянул один из аварийных чеков, которые получил вчера в банке. Лоранс взглянула на него и нахмурилась.
– Триста тысяч! Чек на триста тысяч франков? Новыми? – И она как-то особо подчеркнула это слово «новыми», будто говорила с рассеянной и по-провинциальному старомодной тетушкой, какие встречаются во всякой добропорядочной семье.
– Новыми… да-да, конечно, новыми! – закивал я, улыбнувшись, но с таким чувством, будто оскалился всеми зубами.
– А для чего это?
Она спрашивала в веселом недоумении, так что я счел за благо ответить тоном еще более мажорным; и мне уже виделось, как мы заливаемся от хохота над этим злосчастным чеком.
– Хочу купить «Стейнвей»… «Стейнвей» последнего выпуска. Ты не можешь себе представить, какой у него роскошный звук! Уже лет десять, как я лелею эту мечту, жажду и вожделею, – добавил я в надежде, что мой высокий стиль покажется ей убедительным.
Куда теперь подевались все эти удивительные старинные слова и значат ли они еще для кого-нибудь хоть что-то? «Лелеять»… может быть, за этим словом притаилось нечто, чем наверняка чревато будущее, этакое оптимистическое провидение? А может, в нем угасает еще вчера теплившаяся реальность, которая сегодня обернулась тихим помешательством? Но я выбрал неудачное время, чтобы кокетничать с языком: на лице Лоранс уже готов ее излюбленный мимический коктейль – смесь скорби и снисходительности.
– Но почему же тебе не сказать мне об этом?
Я походя отметил особую весомость инфинитива; так фраза звучала более обещающей, чем если бы Лоранс поставила вопрос в прошедшем времени: «Но почему же ты мне об этом не сказал?» В общем, меня все время куда-то заносило, и я никак не мог сосредоточиться.
Томимые жаждой настоящего чувства, герои Франсуазы Саган переживают минуты волшебного озарения и щемящей боли, обольщаются, разочаровываются, сомневаются и… верят безоглядно.
Один из лучших психологических романов Франсуазы Саган. Его основные темы – любовь, самопожертвование, эгоизм – характерны для творчества писательницы в целом.Героиня романа Натали жертвует всем ради любви, но способен ли ее избранник оценить этот порыв?.. Ведь влюбленные живут по своим законам. И подчас совершают ошибки, зная, что за них придется платить. Противостоять любви никто не может, а если и пытается, то обрекает себя на тяжкие муки.
Там, где бушуют настоящие страсти, нет места ничтожным страстишкам. Противостоять большой любви почти невозможно, когда на твоем пути встречается кто-то единственный и неповторимый. И ради настоящего счастья можно пройти и через тяжкие муки.
В романе Франсуазы Саган «Женщина в гриме» снова рассказывается о любви. О любви, в начале которой ни Он, ни Она не знают, к чему приведет их встреча. Быть может, к недолгой и неудачной связи, быть может, к порыву страсти, не оставляющей ничего, кроме стыда. Но уже невозможно отвести глаза друг от друга и страшно упустить возможность радостного сосуществования, наполненного светом и нежностью.На русском языке роман публикуется впервые.
Любовь — чувство загадочное. Никто не знает, как она приходит, как уходит. Герои романа Франсуазы Саган не задумывались о природе подлинных чувств. И только роковое стечение обстоятельств вынуждает их по — новому взглянуть на своих возлюбленных, жен и друзей, на свое прошлое и настоящее.
Герои романов Франсуазы Саган, потомки Адама и Евы, как и все смертные, обречены, любить и страдать, ибо нет и, наверное, не было на Земле человека, насладившегося любовью сполна...
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.
Любви в шалаше не бывает – есть лишь мечта о ней, и, возможно, этой мечте не стоит воплощаться. В классическом романе Франсуазы Саган «Сигнал к капитуляции» воплощенная мечта, как бы пленительна ни была, обречена с первого мгновения – и, тем не менее, прекрасна.«Неверность – это когда тебе нечего сказать мужу, потому что все уже сказано другому».
Любовь – чувство загадочное. Никто не знает, как она приходит, как увядает. Герой романа Франсуазы Саган «Прощай, печаль» никогда не задумывался о природе подлинных чувств. И только роковое стечение обстоятельств вынуждает его по-новому взглянуть на своих возлюбленных, жену, друзей, на свое прошлое и настоящее.
Обреченная любовь пылкого и взбалмошного юноши и зрелой женщины, измученной равнодушием и изменами любовника, камерный танец двух пар на долгом и порою грустном пути в вечность – в романе классика французской литературы Франсуазы Саган «Любите ли вы Брамса?».
Творческий, тонко чувствующий человек сталкивается с машиной нечеловеческого бытия в оккупированной Франции, пытается быть порядочным, ищет выход, не находит и в итоге принимает единственно правильные, пусть и страшные решения – в поразительном романе современного классика Франсуазы Саган «Рыбья кровь».Счастье мимолетно и лживо. Вечной бывает только печаль.