Повестка дня — Икар - [228]

Последние буквы расползались вкривь и вкось, как если бы тот, кто их писал, терял последние силы. Морской офицер выбрался из-под сиденья и выпрямился. Стоя у дверцы машины, он внимательно изучал записку, затем зашагал по вымощенной плитами дорожке к парадной двери своего дома. Зайдя в дом, он направился в гостиную и снял телефонную трубку; он хорошо знал, кому надо звонить. Минуту спустя дежурная секретарша соединила его с шефом местной контрразведки.

— Джим, это Джон Демартин.

— Привет, я читал об этом безумном ночном эпизоде. Чего только эти ребята не сделают, чтобы заполучить пучок травки… Ты хочешь пригласить меня в субботу на рыбалку?

— Нет, я звоню тебе по поводу ночного эпизода.

— Вот как? А в чем дело?

— Джим, я не знаю, кем и чем был этот парень, но не думаю, чтобы он имел дело с наркотиками. И потом, несколько минут назад я обнаружил записку, засунутую в сиденье, на котором он сидел. Она вся в крови, но разреши мне ее тебе прочесть.

— Читай. Я записываю.

Морской офицер прочитал неуклюже выведенные слова, буквы и цифры.

— Есть во всем этом какой-то смысл? — спросил он, окончив.

— Да… пожалуй, — медленно произнес начальник разведки, перечитывая записанное. — Джон, опиши мне, пожалуйста, что произошло прошлой ночью, хорошо? Статья в газете была очень поверхностной.

Демартин выполнил его просьбу, отметив прежде всего, что блондин говорил на прекрасном английском, но с иностранным акцентом. Он окончил тем, что Хитчхайкер потерял сознание у стойки с напитками.

— Это все.

— Ты думаешь, он понимал, насколько серьезно ранен?

— Не знаю, как он, а я понимал. Я не хотел останавливаться возле телефона, но он настоял — вернее, упросил, Джим. Не так словами, как глазами… Да, я нескоро его забуду.

— Но у тебя не возникло сомнения?

— Нет. Думаю, что он хотел позвонить в последний раз, даже когда он упал, то продолжал тянуться к телефону.

— Оставайся на месте. Я позвоню чуть позже.

Летчик повесил трубку и подошел к окну, выходящему во внутренний дворик. Двое его ребятишек плескались в небольшом бассейне и визжали от удовольствия; жена, расположившись в шезлонге, читала «Уолл-стрит джорнэл» — занятие, за которое он был ей весьма признателен. Ведь именно благодаря ей их жизненный уровень несколько превышал возможности его зарплаты. Зазвонил телефон, он взял трубку.

— Джим?

— Да… Джон, у нас здесь в командировке парень из Вашингтона, он разбирается в таких вещах лучше меня. Так вот, он хочет, чтобы ты сделал одну вещь. Слышишь, приятель?

— Что именно? Ну, говори же!

— Сожги записку и забудь о ней.

Офицер ЦРУ в смятом костюме, который он только что достал из желтого пакета, прижимал телефонную трубку к левому уху.

— Вам уже доставили все это? — спросил Шапов, больше известный как Джинджербред.

— Да, — ответил Эм Джи Пэйтон, с трудом выталкивая из себя слова. Доставленные ему сведения были настолько поразительными, что повергли его в полное замешательство.

— Насколько я понимаю, этот парень, кто бы он ни был, вставил туда «срочно» и «совершенно секретно», рассчитывая на то, что у морского офицера хватит соображения обратиться не в полицию, а в местную контрразведку.

— Именно так он и сделал, — подтвердил Эм Джи.

— А в контрразведке, увидев «замените связь», направят это донесение куда следует.

— Записка составлена так, словно кто-то под кодовым обозначением S ликвидирован.

— Мы проводим сейчас какую-нибудь операцию под кодом S?

— Нет.

— Тогда, может быть, это отдел казначейства?

— Сомневаюсь.

— Почему?

— Потому что в этом случае донесение дальше не пошло бы. Это была бы конечная инстанция.

— Откуда вы знаете?

— Зона кода три-ноль-один находится в Мэриленде. И, к сожалению, я узнал номер. Он не внесен в списки и строго засекречен.

Пэйтон откинулся на спинку кресла, ясно сознавая, какие чувства должны испытывать алкоголики, когда они понимают, что в ближайшее время не смогут сделать ни глотка и, стало быть, не смогут отключиться от действительности. Какая нелепость, какой парадокс! К его голосу прислушивались президенты. Светила науки знали, что его глубокий ум поставлен на службу исключительно национальным интересам, которые для него всегда стоят на первом плане. Он был бесстрашен, беспристрастен и являл собой образец стойкости и верности долгу… Он создавал будущее страны. Он выбрал конгрессмена малоизвестного, но с выдающимися качествами и с такой биографией, которая могла бы очаровать страну. Он вел своего принца по политическим лабиринтам, пока тот не предстал в свете лучей общественного внимания уже не как новичок, не как неоперившийся юнец, а как зрелый практический деятель, на которого можно положиться. И тогда, внезапно и дерзко, как вспышка молнии, его биография была поведана миру, и нация была потрясена! Это привело в движение гигантскую волну, которая вынесла принца к земле обетованной, о которой он не мог и помышлять, к королевскому замку, на вершину власти, таящей в себе колоссальную ответственность. К Белому Дому. Сэмюэль Уинтерс нарушил правила игры и, что еще хуже, пожертвовал при этом многими жизнями. Мистер А. не упал с неба в критический момент. Белокурый европеец работал исключительно на августейшего Сэмюэля Уинтерса.