Повестка дна - [10]

И не рассказывай мне басни

Про то, что не было прекрасней

Страны, чем твой СССР.

Я сед, а ты, приятель, – сер.

«Я много знал людей хороших…»

Я много знал людей хороших,

При этом столько же плохих,

Но так они друг с другом схожи,

Что различить мне трудно их.

Живут на свете – и спасибо,

Все остальное – ерунда.

А вы их различить смогли бы?

И как, скажите, если – да?

«Минула страсть, и нет возврата…»

Накануне подачи декларации о доходах несколько депутатов Госдумы развелись с женами, превратившись в неимущих холостяков.

Минула страсть, и нет возврата,

И прежним клятвам – грош цена,

Ну что ж, невелика утрата,

Прощай, наперсница разврата,

Отныне лишь любовью брата

Могу любить тебя, жена,

И то лишь только временами.

К чему вся эта суета?

Ведь все, что было между нами,

Как то: недвижимость, счета,

Контрольные пакеты акций,

Что так досталось тяжело

И с чем так нелегко расстаться,

Куда-то раз – и все ушло.

Невероятно до смешного,

Был целый мир – и нет его,

Вдруг ни заводика свечного,

Ни пароходика речного,

Ни даже клубика ночного –

Ну абсолютно ничего.

Зато как славно и легко нам,

Поди-ка с нас чего возьми,

Ведь мы чисты перед законом,

А также Богом и людьми.

Полураздетые, босые,

Мы ваша совесть, честь и власть.

И пусть клеветники России

Навек свою захлопнут пасть.

На смерть NN

Сегодня умер скверный человек,

Изломанный, завистливый и злобный,

Он обливал помоями коллег,

Но сочинитель был весьма способный.

Талантливый, мне скажут. Может быть…

Эпитеты оставим некрологу.

Ему я морду обещал на днях набить,

Но не успел. И слава Богу.

«Вот я стою, не в меру полн…»

Вот я стою, не в меру полн,

Потупив очи сиротливо,

На берегу простынных волн

На фоне энского залива.

Зачем я здесь? и кто я тут?

Что облик мой напоминает?

Как вообще меня зовут?

Из окружающих не знает,

Боюсь, практически никто.

Былая gloria sic transit,

Она ушла как в решето,

И вряд ли чью-то память дразнит.

Хотя бы кто свой взор воздел

При виде бывшего кумира.

Забвенье – тяжкий мой удел

В пустыне чахлой микромира.

А ведь когда-то был кудряв,

Но все поблекло ныне разом –

Мой плащ дыряв, мой стих коряв

И все сильней бастует разум.

И все он ближе, этот день,

Когда уйду неторопливо

Я с брега энского залива

В Танатоса глухую сень.

«Осенний ветер листья гонит…»

Осенний ветер листья гонит,

Стучится в черное окно,

Никто давно уж мне не зво́нит

И не звони́т никто давно.

Не то чтоб все меня забыли

Или стал вдруг всем не мил,

Но кто в тюрьме, а кто в могиле,

А кто и вовсе пол сменил.

«Буря мглою небо кроет…»

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя.

Тот, кто с мылом рук не моет,

Тот рискует, не шутя.

Руки мыть необходимо

Раз, как минимум, в году,

Ведь руками хлеб едим мы,

Как и прочую еду.

Ими женщин обнимаем,

Сеем, пашем и куем,

Ими деньги мы снимаем,

А потом в карман суем.

У кого они нечисты,

Пусть пеняет на судьбу,

Хрен возьмут его в чекисты,

Будь семь пядей он во лбу.

Знал бы раньше я об этом,

Драил руки б от души

И не вкалывал поэтом

За несчастные гроши,

А пошел служить в наружку,

Что гораздо веселей.

…Выпьем, добрая подружка

Бедной юности моей.

«Чтоб краше стало нашим жить соседям…»

Чтоб краше стало нашим жить соседям

По заповедной средней полосе,

Давайте все куда-нибудь уедем,

Куда неважно, важно, чтобы все.

Чтоб там, куда в итоге мы приедем,

Хотя подозреваю, что не все,

Предстала жизнь неведомым соседям

В досель еще невиданной красе.

«Привет, немытая Россия…»

1

Привет, немытая Россия,

Я снова твой, я снова тут,

Кого, чего ни попроси я,

Мне всё как есть и пить дадут.

Два года за хребтом Сиона

Кормил я по приютам вшей,

Пока меня народ Закона

Оттуда не попер взашей.

Не нужен нам поэт Иртеньев,

У нас своих тут пруд пруди,

По части этой херотени

Мы всей планеты впереди.

Хоть Рабинович ты по слухам,

Да и по паспорту еврей,

Но ты не наш ни сном, ни духом,

Чужой, как рылом, так и ухом,

Так что вали отсель быстрей.

Не видят проку, друг сердешный,

В тебе ни Кнессет, ни Моссад,

Ступай в свой край глухой и грешный,

Покинь наш плодоносный сад.

2

Концы с концами еле-еле

Чтобы свести, с большим трудом

Продал я виллу в Кармиэле

И в Хайфе трехэтажный дом.

И вновь ступни свои босые

Направил к прежним берегам,

Прими меня, моя Россия,

Я за плетни твои косые

Любую родину продам.

Ария возвращенца

Опять поэта обосрали

Буквально с головы до ног.

Прими назад меня, Израиль.

На твой отеческий порог

Я возвращаюсь блудным сыном,

Чтобы к ногам твоим припасть,

Чтобы целительным хамсином,

Как прежде, надышаться всласть.

Да, поступил я некрасиво,

Как распоследний сукин кот,

Гуд бай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ.

В страну, не знающую мыла,

Мне нет обратного пути,

Я на Рублевке продал виллу,

Чтоб на дорогу наскрести,

Потом часы на Спасской башне

И стены древнего Кремля,

Потом озера, реки, пашни,

Равнины, горы и поля.

И вот, ободран, нищ, изранен,

Унижен, проклят и забыт,

Вновь возвращаюсь я в Израиль

Налаживать свой скромный быт.

Роняя крокодильи слезы,

Назад в него ползу ползком,

И злые русские березы

Грозят мне в спину кулаком.

«Я гляжу на мир с тоскою…»

Я гляжу на мир с тоскою –

Он совсем не шоколад.

Что бы сделать мне такое,

Чтобы жизнь пошла на лад.

Чтоб исчезли без следа бы,

Зависть, злоба и вражда,

Чтоб евреи и арабы

Подружились навсегда.

Чтобы люди стали братья,

Но уменьшились числом,