Повести - [30]

— Стой! — вскочила Капа. — Стой! — крикнула она коню и побежала за ним, решив расстреножить его, будто впервые и неожиданно увидев, как ему неудобно передвигаться со связанными ногами. Но конь не подпустил ее к себе, заторопился и ускакал в кусты. — Стой, глупый! Куда ты? — крикнула Капа.

Но конь не послушался. И тогда Капа почувствовала в душе такую обиду и такое отчаяние, что ей захотелось заплакать. И она заплакала. Она рыдала громко, зная, что никто не видит ее и не слышит, колотила по земле кулаками, царапала ее. Вдоволь наплакавшись, нащупала в кармане кофты коробку спичек.

— Спите! — со злобой сказала она кому-то в темноту, со злобой и упреком. — Спите! Не знаете обо мне! Смеетесь! А чего смешного-то?.. Я сейчас вам… — И она решительно, быстро пошла к ближнему стогу сена. — Сейчас я вам! — повторила кому-то.

А вдалеке лязгал колокольчик-лопотень. Капа чиркнула спичкой и сунула ее в сено. А когда, разрастаясь, огонек захрустел сухими травинками, испуганно отпрянула и побежала. Она бежала долго, спотыкаясь, царапая кустарником колени и, остановившись в ночи, с колотящимся сердцем смотрела на пламя, ожидая, увидят ли, побегут ли люди на пожар или нет. И шептала, будто в бреду:

— Бешеная я, бешеная. Отчего я такая?.. А чем я других хуже? Я ведь тоже баба, баба, всего хочу…

С того дня Капа перестала ходить на гулянку. Но вроде бы никто и не заметил этого, не удивился. Никто не пригласил, не позвал ее.

Так прошел год, другой…

Капу стали называть старой девой. Она и сама, кажется, примирилась с этим. И вдруг вот — как ночной осенний пожар в лесу — пришла к Капе любовь…

Капа уговорила Степана не рассказывать об этом никому. У нее было такое предчувствие, что если узнается, то все погибнет, все разрушится. Она не говорила об этом Степану, скрывала, но у нее были для боязни основательные причины: во-первых, Степан был на семь лет моложе Капы, во-вторых, они были родственниками, и если бы узнал об этом старый Никифор… и, в-третьих, Капа была некрасива.

А после убийства Еграхи и вообще это стало немыслимо.

— Нельзя, — говорила Капа Степану, — не надо, чтоб люди знали. Кому какое до этого дело, любим мы, и все. А им-то что? Только разговоры начнутся. Скажут, двоюродные, сродственники спутались. И вообще всякое. Для чего это? Я-то вытерплю… Дурашка ты. Слабенький…

Она не верила, что у Степана все это серьезно, что не пройдет со временем. Ведь семь лет разница!.. Она разноглазая… Начнут потешаться, подсмеиваться. Да еще Демид… Нет!..

О том, что Давыдка и Степан уходят из деревни, Капа узнала накануне вечером. От самого Степана. Тем летом Капа спала на сене в повети за амбаром. И гуда к ней приходил Степан.

Темнело.

Капа лежала одетая, укрывшись шубой и ждала. Она прислушивалась к шорохам, неясным ночным звукам, смотрела в темноту. Услышала торопливые шаги Степана и подалась навстречу.

— Ты? — спросила она у Степана тихо, протянула руку, помогая ему забраться на сено. — Холодный-то какой.

Степан ничего не ответил, был он в этот вечер напряженным, неразговорчивым, и Капа сразу же почувствовала: что-то случилось. Она стала расспрашивать, Степан долго уклонялся, но наконец рассказал все. Только потребовал, чтобы Капа поклялась, что никому не передаст.

— Уходим мы, — сказал Степан.

— Куда?

— А, все равно, уйдем…

— Сгинешь ты…

— Я не один. Я с Давыдом. Ничего не будет.

— И я с вами.

— Нельзя.

— Почему нельзя? Куда вы, туда и я!

— Давыд просил никому не рассказывать… Скажешь, Давыд один уйдет, а тогда что я тут… Я за тобой приеду.

— Не отпущу!

— Нельзя мне.

— Не отпущу! Ты один мой! И больше нет у меня никого, ни батьки, ни брата. Никого, кроме тебя!

— Да подожди, не души!

— Как ребенок ты слабый. А я такого и полюбила. Разлюбишь ты меня, бросишь.

— Да что ты!

— А я — однолюбка. И люблю, как и живу, один раз. Что ты мне такой попался! Не отпущу! Сама сбегу!

— Перестань ты, Капка.

— Клянись, что меня не забудешь!

— Клянусь.

— Да разве так клянутся! Разве это клятва! Говори, что любишь меня.

— Люблю.

— И я тебя. Ах, теперь все равно мне! Все едино!

— Чего ты?

— Не бойся…

— Чего?..

— Да не бойся!.. Не бойся… Мне еще страшнее, я девка… Помнить будешь… Ну?

— Что ты?

— Не бойся…

Степан и Давыд уехали. Капа писала Степану письма и носила отправлять их в соседний сельсовет. Степан отвечал ей, писал на дальнюю Капину родственницу по матери, которая жила на полустанке. Капа ходила туда за письмами. Ходила редко, потому что до полустанка далеко и лишний раз туда не сбегаешь…

Но, как говорят, сколько веревочка ни вейся, а кончик выйдет — все же попалось Степаново письмо Демиду. Капа читала письма по нескольку раз в день, носила их с собой и вот где-то выронила.

Дело было зимой. Она сидела возле стола и штопала носок. Демид вошел в избу, снял шапку, рукавицы, швырнул их в угол на лавку и грозно приблизился к Капе.

— Что это? — кинул на стол листок. Капа быстро взглянула на письмо, на Демида и побледнела. — Что это? — медленно надвигался Демид, и так же медленно поднималась Капа. Лицо ее будто окаменело.

— Письмо, — сказала Капа.

— От кого?

— От Степана.

— Так что ж тут… Что написано, правда? — еще не веря в случившееся, спросил Демид.