Повести - [30]

Нет, ну разве можно так? Будь моя воля, я бы такого гостя быстренько выставил взашей!

…Пока я сматывал удочки, моторка уже поравнялась с постом и стала воротить к берегу. В ней сидели трое, один из них был в фетровой шляпе. У меня упало настроение.

Но шляпа оказалась другой. Насколько я понял из разговоров, человек этот — инженер из лесозаготовительного комбината, второй — из соседнего леспромхоза, третий — моторист. Он вез двоих на сплавной участок. «Время позднее, сегодня нам все равно не добраться, — объяснили они. — Вот и завернули к дяде Васе».

Вскоре мы спрятались от комаров в избу. И долго сидели под мигание и чад керосиновой лампы.

О чем только не говорили… О бобрах, которые хорошо прижились здесь и расселились по другим речкам и озерам. О таежных хитрых стариках браконьерах, которые нет-нет да и прихлопнут заповедного зверя.

Стали вспоминать различные охотничьи случаи. Кто-то рассказал о сохранившемся старинном обычае. Завалит охотник «хозяина» — вся деревня идет к нему. Каждому надо отрубить по куску медвежатины, хоть никто и не просит. В конце концов себе остается самая малость. Зато и нынешний счастливец потом тоже ходит к другим «посмотреть».

Сидим беседуем. Моторист, чернявый парень с бойкими глазами, стал совсем веселым. Суетится, сыплет прибаутками и как заведенный толмит одно и то же:

— Сто грамм пьем — характер меняем, потом рыбаков гоняем.

Подремлет, проморгается и опять за свое. Ходит возле Василия, бьет по плечу, подмигивает:

— Сто грамм пьем — характер меняем…

Василий по обыкновению хитро посмеивался, сосал папиросу и помалкивал.

Потом цепко глянул на чернявого парня и заговорил о том, с какой неприязнью встретили его в свое время кривецкие мужики. Из года в год ловили они в богатой старице рыбу. Бригада рыбаков для них что кость поперек горла. В первое время не одну сеть сняли у Василия.

— Разозлился я, покоя себе не нахожу, — рассказывал бригадир. — Зарядил ружье солью и вечерком попозднее, чтоб не видел никто, перебрался на старицу. Соорудил засаду у самой воды и тихонечко посиживаю. Час, два — счет потерял. Вдруг слышу: кто-то плывет, весла всплескивают. Не видно ни черта — темень. «Стой! Стреляю!» А те знай себе на греби налегают. Эх, думаю, как садану на звук из обоих стволов! Сдержался, выстрелил в воздух. Всполошились: «Сдурел, что ли? Убьешь!» Подплыли двое. Знакомые мужики. В лодке медведь лежит, лапы откинул… А ведь еще маленько, наставил бы я им пятен на шкуре на всю жизнь.

Глянул еще раз Василий на парня, прижег от старой новую папиросу и закончил:

— Так-то…

Зная Василия, я нисколько не сомневался, что он свою угрозу выполнит, глазом не моргнет. Что касается всяких пакостников, тут он железный.

Когда мы с Семеном только-только прибыли на старицу, в домике никого не было. И мы поплыли искать Василия по разлившемуся озеру. Проплутали в кустах без толку. И вдруг в одном месте, где-то далеко за ивняками, голос истошный: «Дядя Вася! Василий!» Да часто так. Помолчат и опять орут. Потом, слышно, катерный мотор пострекочет и снова — крик.

Рассказали мы об этом вечером Василию.

— А-а, слыхал, — махнул он рукой. — Пусть плюхаются. Знаю я их, бракодёров! Ночью наверняка полезли сплавщики в старицу мои сети щупать. Да ошиблись протокой, попали в калужину. А вода-то, она вон как быстро уходит. Вот и сушат лапти…

Теперь, при людях, я напомнил и об этом случае Василию, раз тот сам завел разговор. Но он отнесся к моему замечанию равнодушно:

— Было…

Парень, что шумел, суетился, в себя пришел немного, притих.

Устал я от разговоров, вышел на берег покурить. И он за мной. Ласковый такой, внимательный. Лодку свою показывает, хвалится. И есть чем: дорогая дюралевка. Вытащил бутылку с молоком, угощает. Напрашивается на знакомство. Любопытствует: кто я да откуда?

Так, мол, отдыхающий. По земле брожу, любуюсь.

Вернулся я в избу. Минут через пять торопливо затрещал мотор.

— В деревню поехал. Знакомая у него тут, — успокоил всех тот, что из леспромхоза.

…Утром парень приплыл с «лекарством». Гости быстро похлебали ухи и, о чем-то поговорив с Василием, засобирались в путь.

Отчалив от берега, лодка пошла не вниз, как говорили они, а вверх, обратно. Но я не придал этому никакого значения. Мало ли что, у людей свои планы.

А вскоре пешком через остров с устья старицы пришел один из рыбаков.

— Уехали браконьеры-то? — спросил он у меня.

— Какие браконьеры?

— Да те, что были здесь? Специально на субботу и воскресенье приезжали. Погулять, рыбки половить. Да на вас с техноруком наткнулись. Парень-то с нами у запора ночевал. В моторке нос у него весь забит сетями. Не заметили?

Тут только я по-настоящему понял смысл той корявой фразы, с которой настырно лез пьяный моторист к бригадиру. Дескать, мы тебя вволю угостим, не поскупимся, а ты, подобрев, на наши дела глаза закрой. «Сто грамм пьем — характер меняем…»

Лебединый клик

Я не знаю, о чем думают все они в разные времена года. Знаю лишь о том, что думала Машка в эту весну.

Машка — молоденькая мосластая лошадь. Обычная трудяга, каких тысячи. Масти она вообще-то грязно-белой, но от долгого зимнего стояния в тесной конюшне сильно пожелтела, солнце и дожди еще не успели выбелить ее.