Повести. Рассказы. Стихотворения - [3]

Наконец звуки серпента затихли, и дом погрузился в молчание. Внезапно наступившая тишина вывела путника из задумчивости, и, словно приняв какое-то решение, он пошел по тропинке к дому. У порога он первым делом опустился на колени на большой плоский камень, лежавший возле выстроившихся рядком посудин, и стал пить большими глотками. Утолив жажду, он встал и уже протянул было руку постучать, однако не сделал этого и продолжал стоять неподвижно, глядя на дверь. Так как темная деревянная поверхность ничего не открывала глазу, то надо полагать, что он пытался мысленно заглянуть сквозь нее, соображая, что его может встретить в этом одиноком доме, и колеблясь войти ему или нет.

В нерешимости он отвернулся и поглядел вокруг. Нигде не было ни души. У самых его ног начиналась садовая дорожка, блестящая, как след от проползшей улитки; тем же тусклым и влажным блеском отсвечивал навес над маленьким колодцем (который большую часть года стоял сухим), крышка над его отверстием и верхняя перекладина садовой калитки; далеко внизу, в долине, что-то смутно белело, и белизны этой было больше, чем всегда, — доказательство, что река вышла из берегов и затопила луг. Еще дальше сквозь сетку дождя мерцало несколько подслеповатых огней — фонари далекого города, из которого, должно быть, и пришел путник. В этом направлении незаметно было никаких признаков жизни, и это как будто укрепило его решимость: он снова повернулся к дверям и постучал.

В доме в эту минуту музыка и танцы сменились ленивой беседой. Плотник предложил было спеть песню, но никто его не поддержал, и стук в дверь пришелся кстати, обещая неожиданное развлечение.

— Войдите! — поспешно крикнул хозяин.

Щеколда звякнула и приподнялась, и путник шагнул из ночной темноты на соломенный коврик у порога. Хозяин встал, снял нагар с двух ближних свечей и повернулся к новому гостю.

В разгоревшемся их свете можно было разглядеть, что вошедший смугл лицом и черты его не лишены приятности. Поля шляпы, которую он не сразу снял, низко спускались ему на глаза, и все же видно было, что глаза у него большие, широко открытые, с решительным выражением; одним быстрым взглядом он, казалось, охватил комнату и все в ней заключавшееся, и осмотр, по-видимому, принес ему удовлетворение; он обнажил свою косматую голову и сказал низким звучным голосом:

— На дворе такой ливень, что приходится, друзья, просить у вас позволенья зайти отдохнуть немного.

— Милости просим, — ответил пастух. — Ты удачно попал, приятель, мы как раз собрались повеселиться, потому что у меня в доме радость, — хотя, по правде сказать, таких радостей не пожелаешь себе чаще чем раз в году.

— Но и не реже, — сказала одна из женщин. — Лучше уж поскорей обзавестись семейством, без лишних проволочек, чтобы потом было меньше хлопот.

— Какая же у вас радость? — спросил незнакомец.

— Дочка у меня родилась, — ответил пастух, — так вот, справляем крестины.

Незнакомец пожелал хозяину, чтобы в будущем подобные радости посещали его не слишком часто, но и не слишком редко; в ответ его жестом пригласили отхлебнуть из кружки, что он немедленно и сделал. Сомнения, которые мучили его, пока он стоял перед домом, видимо, рассеялись, и он держался теперь беззаботно и непринужденно.

— Поздненько же вы собрались в путь, — сказал пожилой жених, — ночью нелегко карабкаться по нашим косогорам.

— Да, поздненько собрался, это вы верно говорите; позвольте уж, я сяду у камелька, если вы не против, хозяйка; я малость отсырел с того боку, который к дождику был поближе.

Миссис Феннел выразила согласие и освободила местечко у камина для нежданного гостя, а тот, забравшись в самый угол, уселся с удобством и совсем уже по-домашнему принялся греть руки и ноги перед огнем.

— Да, полопались передки, — сказал он развязно, заметив, что взгляд хозяйки устремлен на его сапоги, — да и одежда поистрепалась. Мне туговато пришлось последнее время, ну и одевался во что попало. Вот доберусь домой, тогда оденусь как следует.

— Вы здешний? — спросила хозяйка.

— Да нет, не совсем: мои родные подальше живут, в долине.

— Я так и знала. Я сама оттуда, и когда вы заговорили, я сразу подумала, что вы из наших мест.

— Но про меня вы навряд ли слыхали, — поспешно перебил незнакомец, — я ведь много старше вас.

Это свидетельство моложавости хозяйки заставило ее умолкнуть и прекратить расспросы.

— Эх! Теперь только одного не хватает, — сказал незнакомец. — Табачок у меня вышел, вот беда.

— Давай сюда трубку, — сказал пастух. — Положим в нее табачку.

— Да уж придется и трубку у вас попросить.

— Куришь, а трубки нет?

— Обронил где-то на дороге.

Пастух набил табаком новенькую глиняную трубку и, подавая ее незнакомцу, сказал:

— Давай и кисет, заодно и туда положим.

Тот принялся шарить у себя по карманам.

— И кисет потерял? — спросил хозяин с некоторым удивлением.

— Боюсь, что так, — ответил тот в замешательстве. — Ладно, заверни в бумажку. — Он закурил от свечи, затянувшись с такой жадностью, что пламя все всосалось в трубку, а затем вновь уселся в углу и, словно не желая продолжать разговор, погрузился в созерцание тонкой струйки пара, поднимавшейся от его сапог.