Повести о Ломоносове - [73]

Александр Иванович огляделся, нашел стул, сел.

– Не хотел бы я мешать вам в ваших занятиях, однако…

Михаил Васильевич махнул рукой, остановился.

– Занятия мои такие: хожу и удивляюсь, смотрю и глазам не верю. Глядишь на какого-нибудь человека – он весь в орденах, с лентой через плечо. Спрашиваешь: через какие баталии или великие дела прославлен? Ответствуют: не через дела или баталии, а через Петра Ивановича, к особе коего, как поганый гриб к гнилому пню, присосался. Приходишь в какую канцелярию: утром начальника нет, еще не прибыл, в полдник он завтракает, часа через два уехал, потом обедает – и поминай как звали, только его и видели! Делам движения нет. Пока бумага какая свое решение получит, податель оной состарится или вовсе помрет…

Он подошел к Шувалову, все больше возбуждаясь и краснея. Видимо, все то, что он переживал в глубине души, теперь наконец прорвалось и он уже больше не мог сдерживать себя.

– Нельзя страной управлять, оную не зная. И вот задумал я подробный атлас географический Российской империи составить, для чего просил Сенат послать по всем городам предписания, в коих запрошено: на какой реке или каком озере город стоит, сколько в нем домов и жителей, какие бывают ярмарки и погоды, а также какие местные ремесла, промыслы и художества жителей. Думал я, сударь, экономическую ландкарту также составить…

– Ну и что же?

Ломоносов махнул рукой.

– И посейчас всё пишут и ждут ответа. А можете ли вы мне разъяснить, почему маленький человек, рядовой россиянин, который по природной живости ума честно Отечеству послужить хочет, ходу нигде не имеет?..

Он подбежал к столу, начал рыться в бумагах.

– Известно ли вам, господин начальник Тайной канцелярии, что крестьянин Иранского уезда Казанской губернии – Леонтий Шамшуренков изобрел снаряд, при помощи коего легко поднимались на большую высоту самые великие церковные колокола? Модель оного изобретения официально была утверждена Артиллерийской конторой. Видя злоупотребления властей местных, кои торговали краденым спиртом, написал сей крестьянин Шамшуренков заявление о них в Сенат. Узнав об этом, местный воевода взял его под караул и направил в тюрьму. Но и сидя в оной тюрьме, продолжал Шамшуренков трудиться. И ведомо ли вам, что он изобрел? Карету без лошадей, которая сама летом на колесах ходит. В 1751 году Сенат, его освободив, выдал ему на постройку сего механизма семьдесят три рубля пять копеек и харчевых денег семнадцать рублей с полтиной… Сия самоходная карета не токмо большие расстояния пробежала и на самые крутые подъемы взбиралась, но и могла бы иметь от колес своих приводной счетчик, который на каждой версте бы звонил и до тысячи верст расстояние отмечал… А ведомо ли вам, где сей Шамшуренков?

Александр Иванович пожал плечами.

– Неведомо…

– Сенат оное изобретение одобрил и ассигновал ему еще сто рублей, но он вскорости заболел и умер от грудной болезни. И все сие оттого, что господа дворяне сами учиться не хотят, а людей другого звания к науке не подпускают, так что простой человек не знает, как за нее и ухватиться…

Александр Иванович вздохнул, покрутил головой.

– Господин десьянс академик, имея к наукам приватный интерес, хотел бы я знать мнение ваше касательно имеющего в сем месяце быть солнечного затмения планетой Венус?

Ломоносов улыбнулся.

– Вижу я, что сия планета у Тайной канцелярии в подозрении. Установив точное время, которое требуется планете Венус для прохождения через солнечный диск, и сделав разные другие наблюдения, можно вычислить расстояние между Солнцем и Землей. Для сего оное прохождение надо наблюдать из различных точек земного шара… Вопрос сей сегодня будет обсуждаться в конференции…

Александр Иванович встал, поклонился.

– Благодарствую. В Сенат ехать пора. Не отказали бы вы в любезности, сударь, журнал сей конференции мне завезти с указанием, сколько времени затмение продолжаться может?

Начальник Тайной канцелярии снял шляпу, лениво помахал ею, пошел к выходу…

Ломоносов задумался в нерешительности, потом крикнул ему вслед:

– Ваше сиятельство!..

Шувалов обернулся.

– Могу я задать вашему сиятельству один вопрос?

Шувалов приостановился.

Ломоносов зло спросил:

– В течение нескольких лет тянется организация артиллерийского корпуса, для которого пушки заготовляются на Олонецком оружейном заводе и апробации на Выборгской стороне производятся. Русские инвенторы великую остроту мысли в сем деле проявили…

У Александра Ивановича странно сверкнули глаза, жестом он остановил десьянс академика:

– Не беспокойтесь, господин Ломоносов, скоро ваши пушки заговорят… – и пошел к выходу своей медленной и неслышной походкой.

Пробыв недолго в Сенате, где сенаторы, почесывая затылки под париками, лениво слушали какое-то скучное дело, Александр Иванович поехал к двоюродному брату, Ивану Ивановичу Шувалову.

Иван Иванович – завитой, розовый, душистый, с ямочками на полных щеках и сияющими жизнерадостными глазами, в роскошном халате на пуху из сибирских гусей – сидел в кресле и рассматривал в увеличительное стекло миниатюру Каравака*, где Елизавета Петровна была изображена в образе юной Венеры*, держащей зеркало в руках.