Повести о чекистах - [9]

— Меня смущает вот что, Владимир Васильевич, — сказал я, хотя сам, кажется, не очень верил своим словам. — Разве стал бы опытный разведчик встречаться со своим агентом в ресторане и тем более на улице среди белого дня?

— Встречу в ресторане я допускаю, — возразил Павлов. — Ее всегда можно выдать за случайную. Вот встреча на улице действительно непонятна.

Владимир Васильевич вспомнил о том, с какой осторожностью он встречался с нужными людьми на временно оккупированной фашистами территории.

— Домнин — член партии, — сказал Павлов, — заканчивает адъюнктуру…

— И все-таки его встреча с Гроттом очень подозрительна. Вторая встреча, хотя и кажется нам странной, по всей вероятности, была обусловленной, — говорил я, убеждая скорее всего самого себя. — Почему Домнин пошел на свидание? И что за сверток он получил от иностранца?

— Десятки вопросов, а как вот разобраться в них? В душу-то к нему не влезешь, — сказал Павлов, возвращаясь к рабочему столу.

Наш разговор прервал телефонный звонок.

— Что нового, майор? — послышался знакомый голос генерала.

— Кое-какие сигналы есть, разбираемся.

Насколько позволял телефонный разговор, Владимир Васильевич рассказал о встречах полковника Домнина с помощником военного атташе США.

— Не горячитесь, действуйте продуманно, не насторожите Домнина, — предупредил генерал.

— Хорошо, товарищ генерал. Да, помним ваши указания, о мерах по усилению режима не забываем и делаем все необходимое.

В конце разговора генерал попросил Павлова информировать его о всех заслуживающих внимания сигналах, которые будут поступать в отношении Домнина.

В субботу после обеда мне позвонил командир авиаэскадрильи Сарычев и пригласил на охоту. Приглашение было для меня неожиданным, да и охотник из меня, честно говоря, неважнецкий. Я несколько секунд молчал, не зная, что ответить.

— Ну как, земляк, едем?

— Куда и на чем будем добираться?

— На «виллисе». Места знакомые.

— А кто еще будет?

— Ну вот мы с вами и еще два полковника из штаба: старший офицер штаба Домнин и начальник отдела Щербинин.

— У меня и ружья-то нет, — отнекивался я, не зная, как поступить. Вообще, я категорически отказался бы, но присутствие в компании Домнина меня заинтересовало.

— Не беспокойтесь, — рассмеялся Сарычев, — оружие мы возьмем и на вас.

— Степан Ильич, разрешите подумать, позвоню вам через часок. — Я хотел посоветоваться с майором.

Павлов ухватился за представившийся случай.

— Это же отлично, Максим! — воскликнул он. — Понаблюдаешь за Домниным, определишь характер его отношений со Щербининым и Сарычевым. Звони, соглашайся.

Тут же из кабинета Павлова я позвонил Сарычеву и сообщил, что принимаю его предложение. Подполковник сказал, что в воскресенье в пять часов утра они заедут за мной.

Около восьми утра Домнин, Щербинин, Сарычев и я прибыли на место. Машину вел полковник Щербинин, который, как видно, не раз бывал там и хорошо знал те места.

Я и Сарычев пошли влево, в сторону узкого ущелья, а Щербинин и Домнин — вправо, по склону горы. Мне хотелось пойти с Домниным, но я не стал настаивать на этом, чтобы не выдать свою излишнюю заинтересованность. К тому же Сарычев заботливо опекал меня, как неопытного охотника, и ни за что не хотел отпускать от себя.

Сначала мы долгое время шли молча, курили; потом он стал рассказывать о предыдущих поездках на охоту.

Как-то незаметно разговор перешел на политические темы.

— Максим Андреевич, я думаю, мы скоро выбьем карту из рук атомных дипломатов, — между прочим сказал Сарычев.

— По-моему, она уже выбита: помните заявление Молотова, он ведь прямо сказал, что секрета атомной бомбы давно нет.

— А вы верите в это?

— Как же не верить, Степан Ильич?

— Не знаю, не знаю…

Мне показалось, что Сарычев насмешливо посмотрел на меня.

— Вот в то, что американцы не начнут войну против нас, я верю, — сказал он. — Так, пугают.

— Почему вы так думаете?

— В Японии мы встречались, по делам службы разумеется, с американскими офицерами, много спорили. «Это ваша пропаганда выдумала легенду, будто мы делаем ставку на атомную бомбу», — говорили они.

— А вы долго были в Японии?

— Я служил в отдельном авиационном отряде при советской части Союзного Совета для Японии. Отряд дислоцировался на небольшой станции. Как и другие пилоты, я летал в Японию, мы перевозили грузы и пассажиров.

— Степан Ильич, как японцы относились к русским? — спросил я.

— У меня сложилось такое впечатление: первые месяцы японцы находились как бы в шоковом состоянии. «Япония никогда не проигрывала войны, Японию можно победить, лишь убив последнего японца», — говорили они. И вдруг сам божественный император объявил о безоговорочной капитуляции. Это им было трудно понять. Оправившись от шока, начали безудержно хвалить Соединенные Штаты, как самую богатую, самую демократическую и самую культурную страну. К русским относились с большой подозрительностью.

— А как американцы относились к нашим? — спросил я, поправляя ремень карабина на плече.

— Очень хорошо, по-дружески. Но ведь мы все чего-то боимся. Внеслужебные встречи с американцами нам категорически запрещались. Помню, со мной был такой случай. Однажды я прилетел в Токио, приземлился, кажется, на аэродроме Ацуги, километрах в сорока от столицы. Едва я успел выйти из самолета, ко мне подошли два американца, один из них прекрасно говорил по-русски. Они передали мне приглашение полковника Раца — коменданта пятого воздушного флота США — приехать к нему на праздничный обед. Мы с ним нередко встречались по службе, у нас были добрые отношения. Я отказался, сказавшись больным. Через час приехал врач от полковника Раца, чтобы оказать мне необходимую помощь. Вот какая чуткость! Но, понимаете, в каком дурацком положении я-то оказался. Врач, конечно, сразу все понял, сказал, что ничего страшного нет, и повторил приглашение. Тогда я сослался на срочные дела, сел в автомашину и спешно уехал с аэродрома в гостиницу.