Повести наших дней - [217]
Варя дергает меня за локоть:
— Расчувствовался… Соседей разбудишь.
— Ну, а если не можешь проиграть как нужно, то давай будем читать.
И мы читаем:
Читаем историю тягостной женской любви, за которую почти всегда приходилось дорого расплачиваться женщине. Прежний полюбовничек «пришел», «стучит», «гремит об окно». Мы восхищаемся, как это можно в три очень обыденных глагола вместить столько выразительной психологической силы: он стучит в окно как властный хозяин; за свое наглое поведение он отвечать не будет; он и на волос не уронит своей чести… Все обрушится на женскую голову — и хулы, и позор, и наказание! И песня подтверждает это: полюбовничек уже привел бабочку в темный лес и собрался отрезать ей косу. И бабочка вправе просить его только о снисхождении:
— А я бы и платья не позволила ему резать! Да с чего это? — с глухой силой спрашивает Варя.
— Горда, потому что живешь в другое время, — говорю ей, и мы обмениваемся усталыми, но счастливыми взглядами.
С суетливой жадностью перелистываем песни, прочитываем одну за другой и, к сожалению, все больше убеждаемся, что можем взять для иллюстрации скромного замысла моего очерка только капли из могучей песенной реки. Вот она, сверкающая серебром капля из песни о донском поле, на котором только что отзвенела сеча с врагом-захватчиком: «…распахана… славная полюшка не плугами, не боронами… — коневым копытами… засеяна невсхожими семенами… — казацкими головами…»
А вот рядом другая капля песенного серебра из песни «Ой да, ты, кормилец наш, славный тихий Дон». На всем своем вольном течении он вдруг снова «помутился… сверху донизу…». А помутился он опять по той же причине: напали на Русскую землю «…земелька французская… земелька австрийская… земелька немецкая».
— И все же эти две песни потом ты обязательно мне проиграешь, — говорю я Варе.
— Пожалуй, — тихо отвечает Варя, сидя в застывшей позе около рояля.
…А ночь кончается. Свет настольной лампы все больше робеет перед светом разгорающейся зари. Я оставляю рукопись о Листопадове и через настежь открытую дверь выхожу на минуту на балкон. Воздух свежий, но не такой неподвижный, каким был час назад. Женщины-дворники, мастера чистоты, обменялись словами.
— Чуть не проспала, — сказала одна из них.
— С чего бы это? Нам, вдовам, будто не с чего, — заметила другая.
— На собрании задержалась!.. В жилрайоне…
— Гляди мне!
— Гляжу.
Только секунду звучал их негромкий смех. Потом стали слышны четкие шорохи метлы и позвякиванье ведра. Над порозовевшими крышами домов светила одинокая звезда. Она, должно быть, не успела вместе с ночью сбежать отсюда на запад и теперь в свете зари билась, как бабочка, попавшая в густую сеть паутины. Акации все еще дремали, а тополя уже поднимали самые тонкие, самые чуткие ветки, чтобы через крыши домов полюбоваться на разгоравшуюся зарю.
Я знаю, что за зеленым, чуть порозовевшим гребнем акаций расположилось тихое армянское кладбище. В одной из могил, обнесенной скромной железной решеткой, покоится человек, который сказал о себе: «Я прожил жизнь в думах о песне, в неустанных поисках лучших ее образцов». Он верил, что настоящая народная песня, как мудрый врач, может излечить поэта и композитора от самых лютых болезней — формализма и бездумного трюкачества. Он вслушивался во многие тысячи песен, сравнивая одну с другой. Для нас он отобрал и оставил в наследство тысячу триста! Больше — донских.
Я ловлю себя на мысли, что все, о чем сейчас думал, может стать концом моей рукописи о песнях донских казаков и об их собирателе Александре Михайловиче Листопадове. Эти мысли надо только выразить простыми и ясными словами. Я спешу к столу, чтобы скорее сделать это. Варя мне уже не помощник и не помеха: от рояля она перешла на тахту и, уткнувшись в ладони, заснула. Но проходит час, другой, а слова все еще не уложены в тот непринужденный ряд, когда их нелегко сдвинуть с места, заменить другими, И в какой раз уже я жадно завидую хорошему мастеру кладки, у которого кирпич ложится в стену так, как будто он всегда там лежал!
Николай! Меня не было в городе почти десять дней. Как сожалею, что именно в эти дни ты заглядывал к нам с Варей… Николай, Шустрый, я страшно огорчен, что не удалось повидаться с тобой и отвести душу в разговорах о том, что больше всего сейчас волнует.
Душевное спасибо тебе за то, что сумел прочитать очерк о донских песнях и о Листопадове и мои записи к тебе и оставил письмо, которое я успел уже не просто прочитать, а изучить. Ты удивил меня своим открытием, что в записях сказано все самое главное, что надо было сказать о песнях донских казаков и о Листопадове, и причем сказано значительно лучше: короче, художественнее и в более тесной связи с современным… Я, не колеблясь, признал эту правду.
Ты советуешь напечатать то, что я уже написал в своей тетради, советуешь не бояться «выпустить злого духа из бутылки».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Михаил Никулин — талантливый ростовский писатель, автор многих книг художественной прозы.В настоящий сборник входят повести «Полая вода», «На тесной земле», «Жизнь впереди».«Полая вода» рассказывает о событиях гражданской войны на Дону. В повести «На тесной земле» главные действующие лица — подростки, помогающие партизанам в их борьбе с фашистскими оккупантами. Трудным послевоенным годам посвящена повесть «Жизнь впереди»,— она и о мужании ребят, которым поручили трудное дело, и о «путешествии» из детства в настоящую трудовую жизнь.
Русского писателя Александра Грина (1880–1932) называют «рыцарем мечты». О том, что в человеке живет неистребимая потребность в мечте и воплощении этой мечты повествуют его лучшие произведения – «Алые паруса», «Бегущая по волнам», «Блистающий мир». Александр Гриневский (это настоящая фамилия писателя) долго искал себя: был матросом на пароходе, лесорубом, золотоискателем, театральным переписчиком, служил в армии, занимался революционной деятельностью. Был сослан, но бежал и, возвратившись в Петербург под чужим именем, занялся литературной деятельностью.
«Жизнь моя, очень подвижная и разнообразная, как благодаря случайностям, так и вследствие врожденного желания постоянно видеть все новое и новое, протекла среди таких различных обстановок и такого множества разнообразных людей, что отрывки из моих воспоминаний могут заинтересовать читателя…».
Творчество Исаака Бабеля притягивает пристальное внимание не одного поколения специалистов. Лаконичные фразы произведений, за которыми стоят часы, а порой и дни титанической работы автора, их эмоциональность и драматизм до сих пор тревожат сердца и умы читателей. В своей уникальной работе исследователь Давид Розенсон рассматривает феномен личности Бабеля и его альтер-эго Лютова. Где заканчивается бабелевский дневник двадцатых годов и начинаются рассказы его персонажа Кирилла Лютова? Автобиографично ли творчество писателя? Как проявляется в его мировоззрении и работах еврейская тема, ее образность и символика? Кроме того, впервые на русском языке здесь представлен и проанализирован материал по следующим темам: как воспринимали Бабеля его современники в Палестине; что писала о нем в 20-х—30-х годах XX века ивритоязычная пресса; какое влияние оказал Исаак Бабель на современную израильскую литературу.
Туве Янссон — не только мама Муми-тролля, но и автор множества картин и иллюстраций, повестей и рассказов, песен и сценариев. Ее книги читают во всем мире, более чем на сорока языках. Туула Карьялайнен провела огромную исследовательскую работу и написала удивительную, прекрасно иллюстрированную биографию, в которой длинная и яркая жизнь Туве Янссон вплетена в историю XX века. Проведя огромную исследовательскую работу, Туула Карьялайнен написала большую и очень интересную книгу обо всем и обо всех, кого Туве Янссон любила в своей жизни.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В ноябре 1917 года солдаты избрали Александра Тодорского командиром корпуса. Через год, находясь на партийной и советской работе в родном Весьегонске, он написал книгу «Год – с винтовкой и плугом», получившую высокую оценку В. И. Ленина. Яркой страницей в биографию Тодорского вошла гражданская война. Вступив в 1919 году добровольцем в Красную Армию, он участвует в разгроме деникинцев на Дону, командует бригадой, разбившей антисоветские банды в Азербайджане, помогает положить конец дашнакской авантюре в Армении и выступлениям басмачей в Фергане.