Повести и рассказы - [83]
Столетняя бабушка в Боево давно уже пережила всех своих родственников и осталась одна. Нрава она весёлого, летом собирает малину в корзиночку, зимой дремлет у печки. Однажды ночью крысы покусали ей нос. Старуха пожаловалась Комаровым, и Андрей пошёл к ней в дом жить. Любимая еда у долгожительницы — свиные уши. По пятницам Андрей ездит за ними в Окуловку на рынок и дома варит в большой кастрюле с лавровым листом и перцем. Зимними вечерами они вдвоём смотрят футбол по телевизору и пьют чай. Ночью, когда старухе не спится, она подходит к столу, открывает кастрюлю и жуёт в темноте солёные уши.
Петербургская сказка
— Знаете, Анна Кузьминична, почему я этот город не люблю?
— Почему же, Леночка?
— Потому что здесь в каждом дворе валяются дохлые кошки.
Лена вышла на улицу, с грустью глядя на серое небо и серую воду в Фонтанке.
Деревья топорщили голые ветки. Холодный дождь стучал по крышам, стекал по трубам, и старые дома жались друг к другу, пригорюнившись.
Вдоль набережной бежал щенок — белый с чёрными пятнами далматинец. Дрожа от радостного возбуждения, он подлетал к прохожим, лаял, метался, сопел, повизгивал от восторга. Мужчина в сером пальто и одной жёлтой перчатке догонял далматинца, крича во всё горло: «Таппи, Таппи, ко мне!» Но щенку и дела до него не было — с высунутым языком он мчался вперёд и вперёд. Поравнявшись с урной, остановился, чтобы поискать чего-нибудь вкусненького. Тут хозяин его настиг, стал ласкать, приговаривая: «Топелиус, не ешь дерьмо», затем взял на поводок и торжественно повёл рядом.
— Какое интересное имя у вашей собаки, — сказала Лена. — Топелиус — это что же, в честь сказочника?
— А есть такой сказочник? Нет, Топелиус — прозвище моего друга. Я назвал собаку в честь Пассе Топелиуса.
— Пассе Топелиус. Финн?
— Да, даже лопарь. Вы здесь живёте?
— В сером доме, на последнем этаже. Вон лежит ваша перчатка.
— Ох, как хорошо! Значит, мы соседи.
— А вы где?
— А я в том — с балкончиком. Въехал на прошлой неделе. Меня уже успели залить пьяницы сверху.
— Бывает. Не приставай, собака. Всего хорошего!
— До свидания.
В трамвае Лена разглядывала странного человека, который, вытянув шею, с тоской смотрел в окно. Он был настолько отвратителен, что Лена, как ни старалась, глаз не могла от него отвести. Высокий лоб, курчавые волосы, прямой нос, выступающий подбородок пошли бы любому красавцу, но добавьте к этому толстые, посасывающие воздух губы, небритые пухлые щёки, затравленный, ненавидящий взгляд из-под низких бровей, рыхлую кожу с прыщами, волосатую грудь, белеющую под драным пальто, толстый живот — и вы увидите... натурального психа. Ко всему прочему, от него шла адская вонь. Не выдержав гадкого зрелища, Лена направилась к дверям, чтобы выйти на остановке. Мерзкое существо двинулось за ней, встало сзади, дыша в шею, и на резком повороте трамвая всей тушей своей навалилось.
Лена отпихнула больного и выпрыгнула на тротуар. Тут же позади услышала грохот. Толстяк, поскользнувшись на ступеньках, съехал вниз, упал на бок, взмахнув руками, откинулся навзничь и ударился головой о рельсы. Вместе с какой-то тёткой Лена вытащила его из-под колёс и посадила на тротуар. «Убыла меня, убыла!» — орал на девушку сумасшедший. «Не вой!» — ответила Лена и, морщась от отвращения, заспешила прочь.
Почти каждый день Лена встречала на улице нового соседа. Его звали Андрей Петрович. Он работал поваром в модном ресторане, был элегантным доброжелательным человеком, обожал и баловал своего пса.
— Таппи, ты бессмысленная глупая собака, — говорила Лена лезущему целоваться слюнявому псу.
— А мы теперь ходим на площадку! Тренер сказал, что Топелиус будет отличным охотником.
— Позвольте мне в этом усомниться, Андрей Петрович.
— Завтра поедем покупать ружьё!
Наступило воскресенье. Лена проснулась, потянулась и вылезла из кровати. Прижавшись лбом к окну, увидела, что стоит холодный ясный день и Фонтанка застыла под зелёным прозрачным льдом. Вдоль набережной нёсся Таппи. За ним спешил Андрей Петрович, крича что-то в телефонную трубку. Наверное: «Ну что, Пассе? Ну и как, Пассе? Замечательно, Пассе!»
На тёмной кухне — длинной, как чулок, заставленной зеркальными шкафчиками и инвалидами Второй мировой товарищами Буфетами, — Лена варила кофе. Шаркая, вошла на кухню Анна Кузьминична с огромным аккордеоном на сухоньких плечиках, устроилась на табуреточке и дрожащим голоском затянула бодрую песню. Допев, налила себе щец. «Я, Леночка, когда воздушную тревогу объявляли, залезала на крышу и песком зажигалки тушила. Вот дом-то наш и не сгорел».
Золотой луч заглянул с улицы на кухню, пробежал по стаканам и чашкам, провёл ревизию в буфетах и чмокнул Анну Кузьминичну в лоб. Лена выглянула в окно. Сосед разговаривал с каким-то стариком в грязной шубе. У их ног крутился Топелиус. Андрей Петрович достал кошелёк и сунул деду бумажку. Тот, кланяясь, пошёл прочь.
