Повести и рассказы - [55]

Шрифт
Интервал

3

В то лето, когда Остап ушёл из дома, Анне Ивановне исполнилось тридцать пять лет, а Пете — одиннадцать. Это были единственные люди, к которым старый мизантроп в эпоху своего бомжевания испытывал искреннюю симпатию. Они его совершенно не боялись. Анну Ивановну не смущала его всклокоченная борода, жуткая вонь и развязная манера тихой сапой подкрадываться к её распахнутым окнам и бесцеремонно заглядывать в комнаты. Она кормила его бубликами и разрешала валяться на солнце под окном. Петя вынимал из его бороды колючки и рассказывал без утайки обо всём, что происходит в их жизни. Так Остап узнал, что в пятницу в замок приезжают в гости Хомяковы — мамина дальняя родственница со своим мужем и сыном, шестиклассником Владей, который был старше Пети на год.

Петя никогда не встречался с этими людьми, но он слышал о них от мамы и видел их фотографии в мамином фейсбуке. Петя должен был провести три недели в обществе нового товарища и поэтому с интересом разглядывал его роскошные фотографические портреты. Владик Хомяков был представлен в полном параде — во фраке, на фоне какой-то золотой стены. У него было красивое, серьёзное личико с тонкой улыбочкой. Он выглядел очень важно, и Петя смутился и забеспокоился — подружатся ли они?

Остапа тоже охватило беспокойство. В день, когда ждали гостей, он бродил у дороги, недружелюбно поглядывая на проезжающие машины. Вдруг он увидел, как остановилось такси и из него вылезли люди с чемоданами. Они громко галдели и ругались между собой. Заметив приближающихся Петю и Анну Ивановну, они тут же замолчали и бросились к ним целоваться. «Такой маленький! — воскликнула мамина родственница, с изумлением глядя на Петю. — Владислав, вот, это твой брат Петя!» Высокий Владик, весело улыбаясь, подскочил к Пете и пошёл рядом. В руке он нёс скрипичный футляр. Компания двинулась по тропинке в сторону замка. Хмурый Остап плёлся в хвосте.

Гости были в восторге от замка. Они были большими знатоками и любителями старины.

— Я чувствую себя, как в Ясной Поляне! — восклицала тётя Ася.

— Владя, здесь бывал твой прадед! — кричал дядя Юра.

Юрий Юрьевич был видным специалистом по генеалогии, завсегдатаем петербургского дворянского собрания. Он утверждал, что его предки, столбовые дворяне, были связаны дружескими узами с семьёй промышленника Воронина. С величайшим умилением, театрально приложив руку к груди, Юрий Юрьевич смотрел на замок.

Гостей поселили в Петиной комнате. Накануне мама попросила мальчика привести её в порядок, что он и сделал с помощью тряпки и веника. Когда гости переоделись и вышли к столу обедать, Петя поразился, увидев, какой хаос устроили они за десять минут. Хомяковы чинно уселись за круглым столом. Мама разливала суп, Петя раздавал тарелки, с любопытством глядя на гостей.

Владик казался ему пришельцем с далёкой звезды. Петя никогда не видел, чтобы мальчик вёл себя так странно. При встрече он вслед за папой бросился целовать ручку Анны Ивановны. Когда Анна Ивановна обращалась к нему с каким-либо вопросом, например, спрашивала, где он хочет сесть и любит ли он чёрный хлеб, Владик всегда добавлял к своему ответу заученные от папаши фразы: «Вы сама любезность!», или «Тётя Аня, вы сама добродетель!», или «Вы верх совершенства!» Родители ему не аплодировали, но было видно, что им очень по душе эффект, который Владик производит на Анну Ивановну, — её тревожное удивление они наивно принимали за онемение от восхищения.

Тётя Ася была высокой дамой с прямой, как палка, спиной, круглым лицом со вздёрнутым носом и огромными, неопределённого цвета холодными глазами. С высоко поднятым подбородком она внимательно осматривалась, казалось, ощупывая взглядом каждый предмет и каждого человека.

Дядя Юра был ростом ниже её, толстенький, с благородными чертами лица, сочными губами, красными щёчками и реденькой бородкой клинышком. Судя по всему, он очень любил жену, потому что время от времени, поймав её взгляд, целовал своё золотое кольцо на пухлом пальце и шептал ей что-то нежное. Когда дымящиеся тарелки оказались на столе, Юрий Юрьевич, громко вздохнув, сказал: «Помолимся!» Все встали, и он с большим чувством прочитал молитву.

Во время обеда Хомякова рассказывала о роскошной петербургской жизни, о том, как они ходят в театры и на концерты и общаются со знаменитостями, которые наперебой зовут их в свои «лучшие дома». Потом она заговорила о головокружительных успехах Владика в его престижной гимназии, «лучшей в городе» музыкальной школе и «лучшем художественном кружке». «Мой сын — круглый отличник. По нему плачет консерватория!» Владик светился от похвал. Закончив долгую эклогу, тётя Ася сказала сыну: «Владислав, всё это не для твоих ушей. Марш на улицу».

Весёлый Владя рванул из-за стола. «Пойдём гулять!» — позвал он Петю. Оробевший Петя посмотрел в мамины глаза. Они говорили: «Да всё хорошо, иди — играй, не бойся». «Спасибо, мама», — сказал Петя и направился к двери. Тётя Ася тут же подскочила к открытому окну и заорала, вспугнув прикорнувшего Остапа: «Владислав, а ты сказал спасибо за обед?»

4

«Пойдём к реке», — предложил Владику Петя. Мальчики углубились в тенистую чащу, пронизанную яркими лучами солнца, в которых чёрными точками вились мушки да мошки. Они шли молча. Владя поглядывал на Петю, а Петя не знал, с чего начать разговор. «А ты читал Толкина?» — спросил вдруг Владик. «Читал!» — сказал Петя. Он очень обрадовался, что нашлась, наконец, тема для беседы с этим необычным мальчиком. Он открыл было рот, чтобы обсудить, кто хуже — люди, гномы или эльфы, и как следует всё-таки относиться к Горлуму (хороший ведь, правда?), но Владя снова спросил: «А ты читал Диккенса?» — «Я читал “Оливера Твиста”», — ответил Петя и приготовился поговорить о жизни нищих английских мальчиков, однако Владя, не дав ему сказать и слова, поспешно вновь спросил: «А “Трёх мушкетёров?”» — «“Трёх мушкетёров” я прочёл не до конца», — признался Петя. Он хотел поговорить с Владей о мушкетёрах, но тот ему сказал: «Эх, ты! А “Человек, который смеётся?”» — «“Человек, который смеётся” я не читал, но мама мне читала “Отверженных”». — «Тебе читает мама?» — воскликнул Владя и с улюлюканьем побежал вперёд: там уже мелькнула вода. Ему удалось-таки посрамить Петю. Доказав своё бесспорное превосходство и начитанность, Владя вдруг подобрел, успокоился и оставшуюся часть прогулки уже не нападал на Петю. Ребята прыгали по кочкам, со смехом валили подточенные бобрами деревья, вспугивая болотных птиц и пригревшихся на солнышке змей. Владя, забыв обо всём на свете, носился за лягушками, хватал их, разглядывал, а потом подбрасывал и смотрел, как они шлёпаются в воду.


Еще от автора София Валентиновна Синицкая
Cистема полковника Смолова и майора Перова

УДК 821.161.1-31 ББК 84 (2Рос-Рус)6 КТК 610 С38 Синицкая С. Система полковника Смолова и майора Перова. Гриша Недоквасов : повести. — СПб. : Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2020. — 249 с. В новую книгу лауреата премии им. Н. В. Гоголя Софии Синицкой вошли две повести — «Система полковника Смолова и майора Перова» и «Гриша Недоквасов». Первая рассказывает о жизни и смерти ленинградской семьи Цветковых, которым невероятным образом выпало пережить войну дважды. Вторая — история актёра и кукольного мастера Недоквасова, обвинённого в причастности к убийству Кирова и сосланного в Печорлаг вместе с куклой Петрушкой, где он показывает представления маленьким врагам народа. Изящное, а порой и чудесное смешение трагизма и фантасмагории, в результате которого злодей может обернуться героем, а обыденность — мрачной сказкой, вкупе с непривычной, но стилистически точной манерой повествования делает эти истории непредсказуемыми, яркими и убедительными в своей необычайности. ISBN 978-5-8370-0748-4 © София Синицкая, 2019 © ООО «Издательство К.


Мироныч, дырник и жеможаха

УДК 821.161.1-32 ББК 84 (2Рос-Рус)6 КТК 610 С38 Синицкая С. Мироныч, дырник и жеможаха. Рассказы о Родине. — СПб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2019. — 368 с. Особенность прозы Софии Синицкой в том, что она непохожа на прозу вчерашних, сегодняшних и, возможно, завтрашних писателей, если только последние не возьмутся копировать ее плотный, озорной и трагический почерк. В повести «Гриша Недоквасов», открывающей книгу, кукольного мастера и актера Григория Недоквасова, оказавшегося свидетелем убийства С.


Сияние «жеможаха»

Отличительная черта прозы лауреата премии Гоголя Софии Синицкой – густой сплав выверенного плотного письма, яркой фантасмагории и подлинного трагизма. Никогда не знаешь, чем обернется та или другая ее история – мрачной сказкой, будничной драмой или красочным фейерверком. Здесь все убедительно и все невероятно, здесь каждый человек – диковина. В новую книгу вошли три повести – «Гриша Недоквасов», «Система полковника Смолова и майора Перова» и «Купчик и Акулька Дура, или Искупление грехов Алиеноры Аквитанской».


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.