Повесть военных лет - [21]

11. Родина

Советские пограничники переписали нас всех в журнал и дальше мы поехали уже под конвоем. Примерно через час нас выгрузили на небольшом полустаночке, на окраине городка Мостиска. Здесь, за колючей проволокой, со сторожевыми вышками, стояли три дома: один двухэтажный и два одноэтажных. Это был ПФП проверочно-фильтрационный пункт, лагерь КГБ.

Нас остановили у закрытых ворот, и старший конвойный ушёл в ПФП. На нас, из-за колючей проволоки смотрели такие же ребята, как и мы. Стали переговариваться. Спрашивали, давно ли они за этой проволокой? Последовали ответы: кто два, кто три месяца. Наши стали между собой говорить, что это, наверное, полицаи или те, что служили у немцев в армии. Нас же долго держать не будут. Пересчитав прибывших, конвойные завели нас в зону, провели в помещение. Указали, где можно разместиться. В помещении были двухярусные нары с матрацами, набитыми соломой. Туалет русский, на улице. Стали знакомиться со старожилами, расспрашивать. Узнали, что режим строгий. Охрана стреляет.

В зоне, кроме трёх больших домов, стоял ещё один небольшой дом на несколько комнат. Туда вызывали по списку. Там следователи КГБ вели допрос. А ещё во дворе было такое небольшое возвышение, остатки старого фундамента. С этого возвышения каждое утро зачитывали списки: кому и в какое время идти на допрос, кому собирать вещи и отправляться домой. Конечно, отправляли домой только после окончания следствия. В первую очередь отправляли домой: инвалидов, не имеющих конечностей, туберкулёзников, больных сифилисом, естественно, после допроса и медицинского освидетельствования. Отправляли также и не служивших в армии, с образованием меньше четырёх классов.

Недели через три вызвали и меня на допрос к следователю. Следователь был в звании лейтенанта артиллерии. Когда закончилась война, из-за границы на Родину стали возвращаться сотни тысяч пленных и угнанных в Германию на работу. Органы КГБ не могли своими силами справиться с допросом и следствием по делам всех возвращающихся. Поэтому на следственную работу были направлены армейские офицеры. Вот к такому следователю я и попал на допрос. Беседовали мы с ним долго. Он задавал вопросы и подробно записывал мои ответы. Я отдал ему мою красноармейскую книжку, где были все данные, кто я и где воевал. Эту книжку я сохранил и пронёс через весь плен. Она у меня была вклеена в переплёт блокнота. Это мне сделал мой друг по лагерю, он до войны работал переплётчиком. А в блокноте этом я вёл дневник в плену. Отдал я следователю и справку из партизанского отряда и три групповые фотографии отряда «капитана Макса», где был сфотографирован и я.

Вот так в КГБ было заведено дело и на меня. Один мой хороший знакомый, который всю жизнь проработал на руководящих должностях в КГБ, сказал мне: «Твоё дело будет ходить за тобой до гробовой доски, куда бы ты ни поехал, в пределах СССР». Я это почувствовал, когда после окончания института, приехал в Новосибирск на работу. В то время я был машинистом котла на ТЭЦ-2. Однажды мне на работу позвонил незнакомый голос и предложил мне после работы обязательно придти по названному адресу. Это было недалеко от дома, где я жил. Я пришёл, позвонил. Дверь мне открыл мужчина средних лет, пригласил войти в квартиру. Пригласил раздеться. Мы вошли в комнату, сели за стол. Он показал мне удостоверение работника КГБ. Стал расспрашивать, какие разговоры ведут рабочие, мастера? Есть ли недовольные властью? Я отвечал, что всё хорошо и ничего антисоветского нет. Потом он сказал: «Мы знаем, что вы были в плену за границей. Вот, на таких как вы и выходят агенты иностранных разведок. Таких, как вы и вербуют. Могут и вам предложить работать на них». Взял с меня подписку, что я никому не расскажу о разговоре с ним. Потом ещё три раза приглашал меня на эту квартиру, для получения информации о товарищах по работе: кто и что говорит? Но, так как интересной информацией я не обладал, то приглашения прекратились.

После разговора со следователем, время замедлило свой бег. Шли дни тоскливого ожидания. Единственный способ выйти за пределы зоны состоял в том, чтобы «поехать» за водой. В зоне не было воды. Воду привозили из колодца, который находился метров за триста, в черте города. Каждое утро, в 10 часов, у ворот зоны собиралась группа, которая должна была ехать «по воду». На обычную телегу ставили четыре железные бочки и группа, человек 25–30, везла эту телегу к колодцу. Конвоировали их человек 8-10, вооружённые автоматами. Подъезжали к колодцу, наливали воду. В это время к колодцу подходили местные жители. Начинались беседы, обмен информацией, одновременно шла бойкая торговля. Конвой, не смотря на свою многочисленность, оказался неэффективным. Первое время разрешали это общение. Но после того, как несколько проходящих проверко-фильтрацию исчезли, смешавшись с местными жителями, контакты и торговлю запретили.

Раз в неделю в зону приходил политрук. Читал лекцию о международном положении, отвечал на вопросы. Вопросы задавали каверзные, подчас он толком не мог на них ответить. Например: «Почему СССР не состоит членом Международного Красного Креста?» Такой вопрос рвался из наших душ. Ведь, если бы СССР был членом этой международной организации, то немцы вынуждены были бы относиться к нам, пленным, по-человечески, так, как они относились к пленным англичанам или французам, которые даже посылки из дома получали. Естественно, политрук вынужден был выкручиваться. И это далеко не всегда получалось.