— Хорошо. Мы свяжемся с военкоматом и вопрос с вашей «бронью», я думаю, разрешим… Вам, товарищ Петухов, надо будет проверить собак в бою и все учесть. Дело это новое. А вас, Николай Павлович, командующий просил зайти к нему сегодня вечером.
К командующему? Зачем? Неужели по поводу собак? Или еще что-нибудь хотят предложить? На свою работу по дрессировке собак он смотрел как на обычную, черновую работу, не придавая ей особого значения. Тем более, что дело это совсем новое, и неизвестно еще, как оправдается в бою.
Из штаба Ладильщиков вернулся на квартиру ночью. Маша уже лежала в постели, но не спала — с волнением ожидала мужа.
— Ну? — опросила она тревожно, как только он вошел в комнату.
Неторопливо разуваясь, Николай Павлович ответил:
— Не мне бы надо идти к командующему, а тебе, Маша.
— Почему?
— Так уж…
— Да не тяни. Говори.
Николай Павлович присел на краешек кровати.
— Дай я тебя, Маша, поцелую.
— В честь чего это целоваться? Да говори же скорей!
— Маша, командующий тебя благодарит, — За что? Ты смеешься?
— Я серьезно, Маша. За то, что ты поймала шпиона. — Это того?
— Да, того самого. У меня с ним была очная ставка. Это — Пауль Финк.
— Ага, Коля, я оказалась права, а ты сомневался. Что же они так долго молчали?
— Не они молчали, а шпион молчал. Крепкий на язык оказался.
— Ну, а еще что ты о нем узнал?
— Его забросили к нам с беженцами… А чистильщик сапог оказался НП.
— Что такое НП, Коля?
— Наблюдательный пункт. У него фотоснимки нашли. Мария Петровна вскочила с постели.
— Интересно! Я первый раз в жизни живых шпионов видела.
— Не видела, Маша, а сумела увидеть.
— Ну, а ты как? Что тебе сказал командующий насчет собак?
— Объявил благодарность.
— Ну, а ты что ему сказал?
— Я ответил ему, Маша, как солдат: «Служу Советскому Союзу».
На другой день ранним утром провожали на фронт Ивана Даниловича.
— Береги себя, Ваня, — дрожащим голосом проговорила Вера, обнимая мужа, — и пиши нам почаще…
Прижимая к груди сына, Иван Данилович сказал: — Николай Павлович, Руслана не оставляйте, если со мной что случится…
Николай Павлович взял помощника за плечи и, глядя ему в глаза, сказал тихо, вдумчиво:
— Ванюша, помнишь, что я говорил перед тем, как тебе надо было первый раз войти в клетку к зверю? Каждый солдат знает, что в сражении потребуется его жизнь, но когда он встретится лицом к лицу с врагом, то должен храбро выполнить свой долг, не думая об опасности.
Николаю Павловичу казалось, что он провожает на фронт родного сына. Так близок и дорог был ему Ваня. Они по-мужски крепко обнялись, поцеловались, и Николай Павлович отвернулся. Он не хотел, чтобы Ваня видел его слезы.
Небо и земля казались однообразно-серыми, неприглядно-тоскливыми. Дождь моросил непрерывно. Вспаханный склон пологой высоты, черный и мокрый, глянцевито отсвечивал. На поле валялись кверху зубьями железные бороны и опрокинутая, покореженная сеялка, кое-где, вразброс, стояли подбитые черные танки с прямым крестом на башне.
Батальон капитана Неверова засел в окопах, вырытых наспех. При поспешном отходе не удалось как следует укрепиться. Оборона высоты 105,1 была тяжелой. Немцы атаковали позиции по нескольку раз в день: они стремились прорваться к Ростову.
Капитан Неверов, высокий блондин, каждый раз, после того как захлебывалась вражеская атака, ругался: «Тьфу, черт побери! И откуда они берут столько танков?!»
Позади окопов — степная балка, заросшая кустами шиповника, терна и боярышника. Кусты боярышника заползли и на высоту, маскируя окопы и две маленькие противотанковые пушки. Их снаряды могли насквозь прошивать броню немецких танков, но вчера в бою одну пушку подбили, и она уткнулась тонким стволом в землю.
Ночью пришли в батальон новые бойцы с собаками— истребителями танков. Капитан Неверов впервые видел таких собак и поэтому сомневался в их боеспособности.
— В ученьи они, может, и хороши были, а здесь такой огонь…
— Думаю, что боевой экзамен выдержат, — не очень твердо ответил инструктор Иван Петухов.
— А собаководы в бою были?
— Нет. Только один был, Ваганов, но все прошли военную службу.
— Пока вас самих пообстреляют, повозишься с вами…
Капитан Неверов, провоевавший четыре месяца, с недоверием и даже с некоторым пренебрежением относился к необстрелянным новичкам.
— Будьте покойны, товарищ капитан, не подведем, — ответил Петухов.
— Ладно, там видно будет. Вот и жратвы им много надо…
— Пока сегодня не надо, товарищ капитан. Голодные, они лучше на танки пойдут.
— Посмотрим. Заработают — накормим. А не заработают — и так не сдохнут.
— Но если, товарищ капитан, они в бою заработают, то кормить их уже не придется, — с горечью сказал Петухов.
Собаководов развели в роты, а Иван Петухов, Ваганов и еще несколько человек были отведены на самый ответственный участок обороны — в боевое охранение. В боевом охранении находился усиленный стрелковый взвод, которым командовал маленький, щуплый, рыжий, с чубом лейтенант Смирнов. Стальную каску он никогда не надевал, и все его знали как человека отчаянной храбрости. При разговоре с друзьями он бравировал своей смелостью: «Меня все равно не убьют, я знаю, где упадет снаряд и где летит пуля…»
