Повесть об одиноком велосипедисте - [7]

Шрифт
Интервал

Потом я снова еду вдоль ж/д. Две полосы – по одной в каждую сторону – гордо называются шоссе. Видимо, когда-то оно вело из одной деревни в другую или с окраины города в деревню. Теперь никаких деревень нет, а окраина передвинулась километров на пятнадцать.

Впереди большой перекресток, но я хитрю и сворачиваю вправо под мост, объезжаю его и снова еду дворами, вдоль гаражей, задних ворот вещевого или строительного рынка. Вот так без больших дорог я проезжаю шесть километров почти по прямой.

Дальше – этот проезд я искал долго, но все-таки нашел – я выбираю среди домов, школ и каких-то контор едва заметную улочку, ведущую к старому мосту, похожему на ворота старого замка, заросшего плющом, кустами и неблагородными породами деревьев. Наверху иногда стучат колесами поезда. С той стороны – парк. Я мог бы сюда попасть и без старого моста, с другой стороны, но смысл еще и в том, чтобы доехать сюда из дома, не слезая с седла.

Но в другом конце парка с зеленоватыми неподвижными прудами мне приходится все-таки слезть и перейти под широким мостом железнодорожные пути. По-другому тут никак. В парке в это время безлюдно. Несколько мамаш с колясками и пожилых женщин с книжками. Неподвижное сонное царство.

За мостом – переулки, сквер, пешеходный переход, дворы, и я выезжаю, в объезд шумной площади и метро, на большой мост. Внизу – лента реки. Впереди и справа – новые района. Слева – одно из самых замечательных в городе мест – заводи, бухта с пляжами, островки деревьев и синеющий вдали лес, на фоне которого видна маленькая белая церковь, – там уже полная свобода, никаких перекрестков, пробок, гудящих машин. И если ехать дальше, то можно уехать очень-очень далеко, я еще пока даже не знаю точно куда. Я ищу такие места и ищу к ним тайные тропы. Наверно, это самое увлекательное развлечение в многомиллионном мегаполисе, с утра до ночи стоящем в пробках. И тропы находятся. Их нет только в забитом до отказа людьми и машинами центре. Дворами, старыми дорогами, парками, вытоптанными дорожками вдоль заборов, через прорехи в изгородях, не попадая на большие трассы, незаметно, неспешно можно попасть с одного края города на другой. Я хотел составить карту этих маршрутов, но потом подумал: зачем? – я все равно все их помню.

Отрывок 24

Через пару недель мы встретились еще, но до этого произошло одно забавное приключение. Постараюсь не забыть о нем рассказать. (Если кратко, то было так: был выходной вечер, я ехал по мосту, по тротуару, обгоняя, если удавалось, полуголых людей, тащившихся от пляжей к метро. Ехать по проезжей части было нельзя – там плотно и медленно, как расплавленный металл, тек, прижимаясь к бордюру, поток машин. Под огромным плакатом «ЗАЙМИСЬ СПОРТОМ! Госкомспорт. Департамент здравоохранения города» с рисунком припавшего к рулю велосипедиста одного из шедших впереди качнуло, он задел велосипед, упал и закричал, что меня вместе с велосипедом надо выкинуть с моста, и его оттащили такие же пьяные мужички.) А от встречи остались смутные ощущения. Было жарко в метро, от которого я уже отвык; было жарко на улицах, на которых я уже отвык чувствовать себя пешеходом; был ничего не значащий разговор – все как-то по поверхности и ничего внутри – не знаю, как объяснить, – и было оттого чувство бесполезности встречи.

Я проводил ее до поляны в Сокольниках, где теперь проходят их тренировки. Моя пропаганда велоспорта пока не дала результатов. Здесь под липами появилась прохлада и вместе с ней что-то стало нащупываться в разговоре. Но ей уже было пора.

Отрывок 25

Город рос кольцами. Как дерево. Сперва центр, ограниченный широкой кольцевой дорогой. За ней начинались старые промышленные районы, выросшие еще когда весь город был в границах нынешнего центра. За промышленным кольцом шли более новые районы, начавшие осваиваться, в основном, лет пятьдесят-семьдесят назад. Потом было еще одно промышленное кольцо, более размытое, чем предыдущее, но все равно четко ощущаемое. Дальше шли еще более новые районы, застраивавшиеся массово, гектарами и километрами лет двадцать-тридцать назад, а где-то и позже. К последней кольцевой дороге были придвинуты дальние промышленные зоны. А с той стороны, из-за кольцевой дороги, наступали пригороды, иногда прираставшие к городу и мало чем от него отличавшиеся.

Отрывок 26

Северные районы не нравились мне совсем. Бесконечные вереницы «хрущевок» чередовались с панельными высотками. И те, и другие – одинаково обшарпаны и скучны. Из окон слышатся голоса, звуки разговоров и тоже бесконечных сериалов, в которых все герои говорили одним и тем же голосом: «Дон Альберто сказал вчера Марии-Сесиль, чтобы поставить ее в известность, что уезжает завтра вместе с кузиной к двоюродному дедушке в Сан-Бусконе и обязательно передаст ему привет от Санчо с ранчо…» Я ехал от дома к дому, и, куда бы ни поворачивал, за мной следовал все тот же голос, на все лады рассказывающий и спорящий сам с собой, отчего казалось, что это бредит Мировой Разум.

Из крошечных кухонь, с непременным окошком в туалет (на случай, если отключат свет?), доносилось шипение, фырканье воды под краном, металл закрываемой крышкой кастрюли и иногда валил жар вперемешку с запахом подгоревшего масла. Во дворах, заросших пыльными деревьями, вытоптанными и заставленными машинами, отсутствует трава. Вокруг стволов – бурая, застывшая плитой земля, по которой бегают дети и ветер гоняет брошенный мусор.


Рекомендуем почитать
Колючий мед

Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.


Неделя жизни

Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.


Белый цвет синего моря

Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.


Осколки господина О

Однажды окружающий мир начинает рушиться. Незнакомые места и странные персонажи вытесняют привычную реальность. Страх поглощает и очень хочется вернуться к привычной жизни. Но есть ли куда возвращаться?


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Огненные зори

Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.