Повесть о военных годах - [100]

— Готов к атаке! — доложил по радио Колбинский. — Разрешите командовать огнем артиллерии?

— Командуйте! — ответил комбриг.

Мы, офицеры штаба, находясь неподалеку от орудий ИПТАПа, следили за тем, как развернется бой.

— Сейчас мы увидим очень умный и красивый маневр. Колбинский умеет воевать с толком, — сказал Луговой, стараясь сохранить внешнее спокойствие. Однако майор явно волновался.

— Комбат Колбинский командует: «Артиллерии приготовиться, смотреть цель!» — передает радист.

— Как — смотреть?! — встревожился Луговой.

В это время сильные фары танков осветили долину реки, до отказа забитую обозами, пехотой и артиллерией противника. Лишь одно мгновение горели фары. После яркого света, казалось, стало еще темнее.

— Капитан Колбинский приказал: «Артиллерия, огонь!» — едва успевал передавать радист слова команды.

Полыхнул залп, дружный, резкий, как будто кто-то с силой разорвал большой кусок коленкора, за ним второй, третий… Внизу взметнулись рваные языки пламени.

— Прекратить огонь! — командует Колбинский. — Танки, вперед!

Танки рванулись вниз. Мы больше ничего не видели, слышался только рев танковых моторов, гром, лязг, скрежет. Батальон Колбинского настиг врага.

— Вот, пожалуйста! — радостно сказал Луговой, когда мы шли к своим машинам, — я же говорил, Колбинский очень умно проводит бой. Дал артиллеристам взглянуть на цель, чтоб не садили в «белый свет». Атака? Смелейшая атака. Разве это не «наглядное пособие»?

Назавтра, приехав в 3-й батальон с приказом перехватить железную дорогу, связывающую Молдавию и Румынию, я застала Колбинского в горе: только что погиб один из любимых его командиров танка.

— Парень-то какой был! — говорил Колбинский. — Золото, а не парень! Я ему рекомендацию в партию перед боем написал. Дважды горел, в каких серьезных переплетах был — все берегла его судьба! С первых дней войны на фронте, а вот сейчас, на исходе войны, погиб…

С задачкой-то вы, лейтенант, запоздали, железную дорогу я и сам догадался покалечить. Доложите комбригу: железнодорожное полотно в нескольких местах взорвано. Связь на протяжении полутора-двух километров уничтожена, столбы сбиты. И лейтенанта на этом деле потерял… — вздохнул Колбинский. — А как он красиво столбы валял! Сам сел на рычаги, да как пошел!.. — Глаза у Колбинского загорелись. — Только, смотрим, столбы так и летят, подшибет он столбик, тот на танк завалится, о башню ударится — и в сторону. А потом черт его вынес из танка… И вытянулся же во весь рост. Будка там железнодорожная была, будку ту хотел, что ли, проверить, а может, и сломать, кто его знает. Только видим мы издалека, будто ветром сдуло парня с танка. Перестрелка открылась. Пока подоспели, он уже умер. Сволочь какая-то в будке засела и подстрелила такого офицера!..

— Поймали стрелявших?

— Да нет. Танкисты мои у них визитных карточек не спрашивали, когда ту будку с землей смешивали, — отозвался комбат. — Ну ладно, давайте, что у вас там еще есть.

Сообщила ему новый маршрут. Колбинский еще раз вздохнул и склонился над картой. Затем он отдал команду, танки вытянулись в колонну и стали медленно удаляться, а комбат все смотрел туда, где экипаж одиноко стоявшего в поле танка хоронил своего командира. Когда, отдавая последний салют, из танка застучал пулемет, Колбинский молча достал пистолет и, медленно подняв его, послал вверх три пули.

— Мать у него есть, — прощаясь со мной, сказал комбат. — Выйдем из боя, напишу ей. Матерям я всегда сам пишу. И ребятишкам… Пусть сохранят на всю жизнь память — письмо об отце-воине.

Солнце склонилось к далекому горизонту, когда, выйдя на вершину большого холма, мы увидели зеленую долину в венце окружающих ее холмов. Переплетаясь с блестящей лентой реки и черной полосой железнодорожного пути, долину перерезало шоссе. Вытянувшись на несколько километров по шоссе, в излучине реки раскинулось большое село и железнодорожная станция одной из жизненных магистралей Молдавии — Чимишлия. Сквозь сплошную зелень садов виднелись только крыши низких домиков. Солнечный луч скользнул по окраине села и, как бы приоткрыв завесу, осветил скрытую под сенью мирных яблонь батарею противника и фашистские танки.

— Товарищ полковник, дайте-ка я внесу поправочку в пейзаж, — подошел к комбригу командир приданного нам артиллерийского полка подполковник Дедух.

— Что сделаете? — не понял полковник.

— Да пейзаж поправлю. То ж не дело тем фашистам, как навозным жукам, по такой красоте ползать. Разверну полк, да как ударят мои орлы!.. От буде добре! — разгладил он пышные усы.

— Поправите, говорите?! — то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал комбриг, поднося к глазам бинокль и всматриваясь в даль. — Подождите еще.

Дедух принялся обиженно теребить свои усы. Все эти дни он был «безработным»: его опережали танкисты — было от чего и сердиться и теребить ни в чем не повинный ус.

Между тем наши танки подошли к Чимишлии. Справа развернутым строем, стреляя с ходу, мчались танки Колбинского, слева, закрывая выход из долины, вел свой батальон гвардии майор Ракитный. Бой как на ладони. Как в кино, все видно. Но в кино это идущие в атаку танки — и только, а здесь за броней каждого танка знакомые, близкие лица товарищей.