Повесть о Великом мире - [77]
В то же время стали говорить, будто по большей части управляющие на местах и прямые вассалы сёгуна в провинции Бидзэн стали противниками военных властей, поэтому вначале на замок Мая двинули небольшой отряд стрелков, а в двадцать восьмой день той же луны — ещё одну армию в десять с лишним тысяч стрелков.
Услышав от этом, Вступивший на Путь Акамацу сказал:
— К войску успех приходит от неожиданности. Нужно у большой армии противника подавить боевой дух, а дальше опережать его.
Сказав это, он покинул замок Мая во главе трёх с лишним тысяч всадников и занял лагерь в Кукути и Сакабэ.
Когда ему стало известно, что в десятый день третьей луны Рокухара уже прибыли в Сэгава, Акамацу решил, что наутро быть сражению, но повёл себя несколько небрежно. Внезапно пошёл дождик, и Акамацу, чтобы вытереть капли с доспехов, вошёл в маленькое жилище, а пока он ждал, чтобы небо прояснилось, на него напал Ава-но Огасавара с тремя с лишним тысячами всадников, сошедших с кораблей из Амагасаки.
Хотя у Акамацу было всего пятьдесят с лишним всадников, они поскакали в гущу превосходящих сил противника и начали безоглядно биться, а большое войско противника не могло их одолеть. Сорок семь человек было сражено, остались только шесть отцов и сыновей.
Эти шестеро воинов выбросили все свои отличительные знаки, чтобы противник не опознал их. Они смешались с большим войском противника и, положившись на судьбу, все благополучно прискакали в самую гущу своих войск из трёх с лишним тысяч всадников, которые ждали их к западу от почтовой станции Кояно, словно избежали смерти в пасти тигра. Войска Рокухара увидели во вчерашнем сражении отвагу и энергию противника и поняли, что к нему нельзя относиться легкомысленно, даже если его силы и малы, и отошли к почтовой станции Сэгава.
Акамацу тоже не начинал сражение — он решил собрать своих разбитых воинов и подождать отставшие войска. Но, хотя полевые ставки у них были порознь, исход сражения определить было нельзя. Бойцы, в которых играла кровь, на биваках скучали без дела, из-за чего стали уже подумывать, что могут потерять нюх на врага, поэтому в одиннадцатый день той же луны три с лишним тысячи всадников Акамацу двинулись на полевой стан противника и, когда сначала они посмотрели на общий вид его лагеря, то увидели, что с востока и с запада от почтовой станции Сэгава под верховым ветром развеваются две или три сотни боевых знамён воинских домов. Было видно, что те войска составляют двадцать или тридцать тысяч всадников.
Хотя семеро всадников — Саданори, губернатор провинции Тикудзэн, Саё-хёго-но-сукэ Норииэ, губернатор провинции Ното Уно-но Куниёри, Накаяма-но Городзаэмон-но-дзё Мицуёси, Акума Куродзаэмон-но-дзё Мицуясу и двое их вассалов — увидев это, подумали, что, если их войско сравнить с войском противника, то окажется, что с сотней неприятелей надо будет сражаться одному или двум их воинам, и всё же были готовы как один просто погибнуть, потому что способа победить без сражения не бывает.
Они выехали, поднявшись из тени бамбука на южный склон горы. Увидев их, противники немного пошевелили краями щитов, показывая, будто они собираются нападать. Семеро всадников, наблюдая общую суматоху, соскочили с коней, встали за стволы деревьев в бамбуковой роще и открыли ураганную стрельбу из луков.
В тридцати с лишним те к югу и к северу от станции Сэгава противник набился, словно гвозди на подошве обуви, поэтому ему трудно было рассредоточиться, и двадцать пять всадников противника, которых смогли достичь стрелы, упали под стрелами вниз головами. Поэтому там использовали павших как щиты, боясь, что стрелы поразят их коней. Молодые люди из войск Хирано-но Исэ-но-дзэндзи, Саё, Кодзуки, Танака, Кодэра, Яки и Кинугаса ударили по своим колчанам и издали победный клич: «Противник показывает, что проиграл!» Семьсот с лишним всадников бросились в атаку, выровняв уздечки своих коней.
Когда дрогнули основные силы, армия Рокухара уже не могла вернуться на прежние позиции, а тыловые части не последовали за нею. Дороги были узкими, и хотя раздавалась команда: «Двигаться тише!», — никто её не слушал. Сыновья бросали своих отцов, слуги не узнавали хозяев. Отступали наперегонки, большая половина армии была перебита, мало кто возвратился в столицу.
Акамацу велел в Сюкугавара отсечь и повесить головы более чем трёмстам раненым и пленным и хотел опять вернуться в замок Мая, когда вперёд выступил его сын, наставник в монашеской дисциплине Сокую, и промолвил:
— Преимущество в сражении достигается преследованием убегающих, когда побеждаешь. Послушав на этот раз перечень имён тех, кто нам противостоит, я понял, что размеры войск в Киото пошли на убыль. Последние четыре-пять дней эти войска вели неудачные сражения, поэтому ни люди, ни кони не смогут подняться на новую битву. Почему мы не можем низвергнуть Рокухара в одном сражении, покуда не почувствовали в себе присутствие бога робости? Может быть, это вошло в книги по воинскому искусству Тай-гуна[587] и содержало самую большую тайну в сокровенном сердце Цзы Фана[588]?
Так он сказал, и все с ним согласились. В ту же ночь они разом оставили Сюкугавара, по дороге предали огню жилые дома, освещая их пламенем себе путь, и бросились преследовать убегающего в столицу противника.
Любой народ, любая эпоха по-своему пытаются объяснить окружающий мир, смысл жизни, выработать некую иерархию ценностей, - и создают свою мифологию. В египетской мифологии поэтичность доминирует над реальностью. Системный свод древнеегипетских мифов и легенд в литературно-художественном пересказе И.В.Рака продолжает традицию отечественных популярных изданий, посвященных наиболее значительным мифологиям Древнего мира, - Двуречья, Греции и Рима, Китая, Индии, Ирана.
Эта книга — о Салах ад-Дине, кто был благочестием (Салах) этого мира и веры (ад-Дин), о бесстрашном воителе, освободившем Святой Город от чужеземных завоевателей, о мудром и образованном правителе мусульман.
Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» в переводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр – философские и сатирические сказки-притчи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вашему вниманию предлагается перевод и исследование сборника коротких рассказов и заметок в жанре бицзи, принадлежащего перу известного китайского литератора XVIII века Юань Мэя.Рассматриваемая коллекция рассказов и заметок Юань Мэя известна под двумя названиями: "О чем не говорил Конфуций" (Цзы бу юй) и "Новые [записи] Ци Се" (Синь Ци Се). Первоначально Юань Мэй назвал свой сборник "О чем не говорил Конфуции", но, узнав, что под этим названием выпустил сборник рассказов один писатель, живший при династии Юань, изменил наименование своей коллекции на "Новые [записи] Ци Се".Из 1023 произведений, включенных Юань Мэем в коллекцию, 937 так или иначе связаны с темой сверхъестественного.
ББК 84 Тадж. 1 Тадж 1П 75Приключения четырех дервишей (народное) — Пер. с тадж. С. Ховари. — Душанбе: «Ирфон», 1986. — 192 с.Когда великий суфийский учитель тринадцатого столетия Низамуддин Аулийя был болен, эта аллегория была рассказана ему его учеником Амиром Хисравом, выдающимся персидским поэтом. Исцелившись, Низамуддин благословил книгу, и с тех пор считается, что пересказ этой истории может помочь восстановить здоровье. Аллегорические измерения, которые содержатся в «Приключениях четырех дервишей», являются частью обучающей системы, предназначенной для того, чтобы подготовить ум к духовному развитию.Четверо дервишей, встретившиеся по воле рока, коротают ночь, рассказывая о своих приключениях.
Ихара Сайкаку (1642–1693), начавший свой творческий путь как создатель новаторских шуточных стихотворений, был основоположником нового направления в повествовательной прозе — укиё-дзоси (книги об изменчивом мире). Буддийский термин «укиё», ранее означавший «горестный», «грешный», «быстротечный» мир, в контексте культуры этого времени становится символом самоценности земного бытия. По мнению Н. И. Конрада, слово «укиё» приобрело жизнеутверждающий и даже гедонистический оттенок: мир скорби и печали превратился для людей эпохи Сайкаку в быстротечный, но от этого тем более привлекательный мир радости и удовольствий, хозяевами которого они начали себя ощущать.Т.