Повесть о Великом мире - [4]

Шрифт
Интервал

, и по изяществу своих стихотворений превосходил Дзитин-касё[76].

Третий принц был из августейшего чрева госпожи третьего ранга, её милости Мимбу. Ещё с младенчества он показал себя мудрым и проницательным, поэтому именно на этом принце остановил государь свой выбор для передачи августейшего трона. Однако ещё со времён правления экс-императора Госага было установлено, что на царствование следует избирать попеременно государей из Дайкакудзи и Дзимёин[77], и поэтому на этот раз наследного принца следовало выдвигать со стороны августейших особ из Дзимёин.

Все дела в Поднебесной, большие и малые, вершились, обычно, по усмотрению Канто и не зависели от высочайшей воли, поэтому, совершив церемонию перемены детского платья[78], принц ушёл в монастырь Насимото и стал учеником принца Дзётина[79]. В мире не было другого человека, равного ему в мудрой способности слыша об одной вещи, усваивать десять, и потому ветер с Цзицин овевал его ароматом цветов внезапного озарения всеобъемлющей истиной, а струи Яшмового источника вливали в него лунный свет неделимости трёх истин[80].

По этой причине весь монастырь, сложив благоговейно ладони, радовался, и служители девяти храмов, склонив головы, уповали; «Лишь при этом настоятеле должны наступить времена, когда вновь разожгут готовый погаснуть светильник Закона и станут получать готовые прекратиться благодетельные веления Закона».

Из того же августейшего чрева появился и четвёртый принц. Он стал учеником и последователем принца Второго ранга из храма Священной защиты, Сёгоин, и тогда начал черпать воду Закона из струй Трёх колодцев[81] и ожидать рассвета Майтрейи, чтобы стать буддой[82]. И ещё: избирая принцев и монархов, заботясь о бамбуковом саде и перечном дворике[83], люди думали, что поистине наступила пора восстанавливать самодержавную власть и укреплять вечные основы благополучия трона.

5

О ТОМ, КАК ГОСПОЖА ИЗ ВНУТРЕННИХ ПОКОЕВ МОЛИЛАСЬ О РОЖДЕНИИ РЕБЁНКА И ОБ ОБМАННОМ ЗАТВОРНИЧЕСТВЕ ТОСИМОТО

Приблизительно с весны 2-го года правления под девизом Гэнко[84] госпожа из Внутренних покоев стала обращаться к почитаемым священнослужителям и великим священнослужителям из храмов и с гор, вознося моления о том, чтобы зачать и просила отправлять разнообразные обряды Великого Закона и Тайного Закона.

Двое из них, высокомудрый Энкан из храма Победы дхармы, Хоссёдзи[85], и праведный священнослужитель Монкан из Оно[86], получив особый императорский указ, возвели в Золотых вратах[87] алтарь, и, приблизившись к яшмовой особе госпожи, с неусыпным усердием возносили моления.

Обряды ока Будды, Золотого колеса и Пяти алтарей, обряды Пятикратного чтения каждого знака «Сутры о Махамаюри»[88], Сжигающего пламени Семи будд-исцелителей и Очищения, превращающего в мужчину, обряды Сокровищницы пяти видов Великого недеяния, шести Каннон, шести знаков, к реке обращённых, и Царственной матери Кали, Восьми знаков Манчжушри с Продлевающим жизнь всеобщей мудрости и Златокрепким отроком совершались над нею; ароматы от воскурения благовоний гома заполняли дворцовый сад, а звон колокольчиков отражался в боковом павильоне[89]. Видно было, что какой бы злой демон-дух ненависти ни находился здесь, — ему трудно было бы чинить помехи.

И хотя проводила госпожа вот так день за днём, добавляя новые и новые благоприятствующие тому обряды, и исчерпала до конца чистую истину молений, — наступил уже и третий год правления под девизом Гэнко, а родов у неё всё не было и не было. И только потом, когда принялись устанавливать подробности этого дела, оказалось, что под предлогом приближения родов у госпожи из Внутренних покоев такого рода обряды Тайного закона совершались с целью умалить зло, идущее от Канто.

Поскольку такое важнейшее дело стало предметом желания государя, у него появилось искушение спросить также и о возражениях его министров. Однако же при встречах его величество не изволил ни о чём говорить ни со старыми министрами, дальновидными и мудрейшими, ни со своими приближёнными, опасаясь, что ежели дело это достигнет ушей многих, то может случиться, что молва донесёт его и до слуха воинских домов.

Он встретился и поговорил только с Сукэтомо — советником среднего ранга из Хино, с чиновником Распорядительного ведомства, младшим толкователем законов Правой стороны Тосимото, с Такасукэ — советником среднего ранга из Сидзё, со старшим советником, главой Законодательного ведомства — Мороката и с Нарисукэ, советником Имперского совета из дома Тайра, стремясь привлечь нужных для дела ратников. Немногие отозвались тогда на решения государя. Это чиновники из резиденции экс-императора в Нисигори, Асукэ-но Дзиро Сигэнари и воины-монахи Южной столицы и Северного пика[90].

Этот Тосимото, унаследовав от многих поколений своих предков занятие конфуцианством, достиг непревзойдённой учёности, а посему, призванный служить на высоких постах, он возвысился до чина Помоста орхидей[91] и был направлен ведать придворными бумагами. Как раз в то время дел у него было такое изобилие, что времени для разработки планов не оставалось, поэтому Тосимото решил, приняв на некоторое время затворничество, разработать план того, как поднять ратников.


Рекомендуем почитать
Кадамбари

«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.


Рассказы из всех провинций

Ихара Сайкаку (1642–1693), начавший свой творческий путь как создатель новаторских шуточных стихотворений, был основоположником нового направления в повествовательной прозе — укиё-дзоси (книги об изменчивом мире). Буддийский термин «укиё», ранее означавший «горестный», «грешный», «быстротечный» мир, в контексте культуры этого времени становится символом самоценности земного бытия. По мнению Н. И. Конрада, слово «укиё» приобрело жизнеутверждающий и даже гедонистический оттенок: мир скорби и печали превратился для людей эпохи Сайкаку в быстротечный, но от этого тем более привлекательный мир радости и удовольствий, хозяевами которого они начали себя ощущать.Т.