Повесть о Великом мире - [112]
Тогда, думая, что в пагоде Тэнгу, Небесной собаки, и долине Огигатани идёт сражение, значит, много песка и грязи там, где ступают кони, отец и сын Нагасаки поскакали, разделившись налево и направо, и сын, Кагэю Саэмон, решив, что наступил конец, остановился, жалея о разлуке, и посмотрел вдаль, в сторону своего отца. Из обоих его глаз текли слёзы. Отец сурово взглянул на него, придержал коня и произнёс:
— Что ты жалеешь о нашей разлуке!? Если один из нас умрёт, а другой останется жив, время нашей следующей встречи наступит нескоро. Если же и я, и ты в течение сегодняшнего дня погибнем от стрел, то завтра мы опять встретимся на дорогах тьмы[795]. Разлука будет длиться всего одну ночь, так стоит ли о ней так сокрушаться?!
Так он произнёс громким голосом, и Тамэмото вытер свои слёзы, бросив:
— Раз дело такое, то скорее поспешим на дороги тьмы! Обещаю ждать вас на дорогах горы Сидэнояма[796]! — и с тем врезался в середину большого вражеского войска. Настроение его тронуло всех.
За ним остались следовать всего двадцать с лишним всадников, поэтому более трёх тысяч вражеских всадников окружили их со всех сторон и хотели тут же подавить коротким оружием[797]. Тамэтомо свой большой меч называл Омокагэ, Лицо. Рай Таро Куниюки увлечённо занимался им сто дней, а меч длиной в три сяку три сун[798] весил сто кан[799], поэтому человек, который этим мечом взмахивал, или начисто рассекал у противника горшок шлема, или надвое разрубал у него нагрудную пластину, так что боевая накидка у того сваливалась с обоих плеч. Все противники от него бежали врассыпную, и ни один не приближался.
Только отойдя на большое расстояние, они без перерыва пускали в него стрелы, и пока старались убить, стреляя издали, в коня, на котором сидел Тамэтомо, угодило семь стрел. Считая, что в этих условиях он не может приблизиться к своим противникам, Тамэтомо легко спрыгнул с коня перед большими тории[800] на побережье Юинохама и совсем один, держа меч как палку, остриём вверх, встал во весь рост, наподобие нио[801]. Увидев это, воины Ёсисада начали ещё ожесточённее обстреливать его дальними стрелами с десяти сторон, но никто не хотел к нему приближаться. Тогда Тамэтомо, чтобы обмануть противников, притворился раненым и лёг, будто поражённый в колено.
Не разобравшись, кто это, воины в шлемах с круглыми эмблемами спереди и сзади тесной группой в пятьдесят с лишним всадников, собираясь взять голову Кагэю Саэмона, набросились на него, и тут Тамэтомо резко поднялся и взял свой меч наизготовку:
— Что за люди?! Нарушают обеденный сон у человека, уставшего от сражений. Так берите же голову, которую вы так хотели!
С этими словами он размахнулся мечом, окровавленным по самую гарду и, словно гром грянул, — раскинул руки и помчался за врагами, а пятьдесят с лишним всадников проворно бежали прочь. Кагэю Саэмон же вскричал громким голосом:
— Куда вы бежите?! Вернитесь, презренные!
Но его возглас пронёсся мимо их ушей. Даже кони скакали все разом, будто думали: только бы скорее, чем обычно! Никто не говорил, как ему жутко. Тамэтомо преследовал противников в одиночку и ворвался в их расположение, сражаясь, будто это был его последний день. В этой битве двадцать первого дня большое войско с побережья Юинохама он рассеял на восток, на запад, на юг и на север, изумил противника, а после этого неизвестно, живой он был или мёртвый.
8
О ДАЙБУЦУ САДАНАО И О ТОМ, КАК ПОГИБ ОТ СТРЕЛ КАНАДЗАВА САДАМАСА
Тем временем, Дайбуцу Саданао, губернатор провинции Муцу, держал оборону упираясь в выемку дороги к Гокуракудзи, храму Крайней радости, однако в сегодняшнем сражении на побережье больше трёхсот всадников погибли от стрел, и они потеряли представление о том, куда податься, отрезанные сзади ещё большим числом врагов. Тут стало видно, что палаты господ Камакура охватило огнём, и больше тридцати человек его слуг подумали то ли, что пришёл всему конец, то ли, что их хозяина вынудили покончить с собой, только сбросили на песок свои боевые доспехи, выстроились в ряд и разрезали себе животы.
Видя это, Саданао воскликнул:
— Так ведут себя самые презренные в Японии люди! Одному всаднику, в котором воплотилась тысяча, уничтожить противника и оставить своё имя грядущим поколениям — это истинное желание героя. Значит, нужно вызвать противника на последний бой и выполнить долг воина!
За ним последовали двести с лишним всадников, которые врезались в более чем шеститысячное войско обороны во главе с Осима, Сатоми, Нукада и Момонои и самозабвенно сражались с ним, побили множество врагов, проскакали одним духом насквозь, и осталось у них всего шестьдесят с лишним всадников. Саданао подозвал к себе этих воинов и сказал:
— Сейчас сражаться в конном строю с простолюдинами бесполезно.
Потом врезался в самую гущу подобного облаку и туману державшего оборону войска Вакия Ёсисукэ, так что погибли все до одного, оставив на поле боя свои тела.
Казахская народная лиро-эпическая поэма, названа по имени героини. В переводе означает Девушка Шёлк, Шелковая девушка. Это произведение — жемчужина казахского фольклора. Казахская «Ромео и Джульетта» воспевает верность в любви, дружбе, отвагу и патриотизм. Романтический эпос, разворачивающийся в начале XVI века, когда впервые из многих степных родов и племен образовывалось Казахское ханство, записан в XIX веке. Впервые издан в 1894 году в Казани. Сегодня известно шестнадцать оригинальных версий эпоса. В 1988 году поэма была переведена на русский язык Бахытжаном Канапьяновым.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя Калидасы — знаменитого драматурга и стихотворца Древней Индии - знаменует собой период высшего расцвета индийской классической культуры. Его поэзия и драматические сочинения переводятся на европейские языки начиная с XVIII века, однако о личности создателя этих всемирно известных творений мы до сих пор фактически ничего не знаем: нам не известны ни год, ни место его рождения, ни его общественное положение, ни какие-либо другие конкретные факты его биографии. В настоящем издании русскому читателю предлагается обширный очерк жизни и творчества Калидасы, а также первый русский перевод его поэмы «Род Рагху».
Эта книга — о Салах ад-Дине, кто был благочестием (Салах) этого мира и веры (ад-Дин), о бесстрашном воителе, освободившем Святой Город от чужеземных завоевателей, о мудром и образованном правителе мусульман.
Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» в переводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр – философские и сатирические сказки-притчи.
В основу этого издания положен текст гигантского компендиума «Чжоу И Чжэ Чжун» («Анализ внутреннего содержания Чжоусских перемен»), составленный в начале XVII века великим китайским ученым Ли Гуанди. В его книгу вошли толкования из огромного количества трудов всех эпох и времен, в которых китайские ученые обращались к анализу текста «Книги перемен», лежащего в самой основе цивилизационной парадигмы китайского ума. «Книга Перемен» в течение тысячелетий являлась пособием по искусству мыслить, на котором оттачивали свой ум миллионы китайских мыслителей и деятелей, принимавших участие в управлении империей.
Ихара Сайкаку (1642–1693), начавший свой творческий путь как создатель новаторских шуточных стихотворений, был основоположником нового направления в повествовательной прозе — укиё-дзоси (книги об изменчивом мире). Буддийский термин «укиё», ранее означавший «горестный», «грешный», «быстротечный» мир, в контексте культуры этого времени становится символом самоценности земного бытия. По мнению Н. И. Конрада, слово «укиё» приобрело жизнеутверждающий и даже гедонистический оттенок: мир скорби и печали превратился для людей эпохи Сайкаку в быстротечный, но от этого тем более привлекательный мир радости и удовольствий, хозяевами которого они начали себя ощущать.Т.