Повесть о Светомире царевиче - [83]

— «Значит, не загубил я Хорса?», с надеждою спросил Светомир. «Неисповедимы пути Господа», ответил Иоанн. «Ты уберег Хорса от падения, но не в моготу тебе было повести его по пути праведному».

— «Праведному», повторил за ним Светомир. И вдруг вспомнил явственно думу свою перед появлением Симона Мага. «Праведно за кощунство Петр убил волхва. А, может, он и не убивал его вовсе. И то лишь — домыслы шаткие людской молвы ? Ведь не в священных книгах я про то читал.

Но вот ап. Лука рассказывает про солгавшего Анания: Петр сказал ему: 'Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому?... ты солгал не человекам, а Богу'. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен. И Сапфире сказал Петр, когда часа через три (463) пришла она и повторила ложь мужа своего: 'Что это согласились вы искушать Духа Господня ? вот входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут'. Вдруг она упала у ног его и испустила дух. [16]

«Петр не убил Ананию и Сапфиру; Апостол был лишь возвестителем и свидетелем Божьего суда. Но — почему не сказал он Анании то, что говорил не раз другим грешникам? "Покайся в грехе твоем и молись Богу: может быть отпустится тебе помысл сердца твоего'. Почему Петр которому дана была всяческая власть, 'так что выносили больных на улицы и полагали на постелях и кроватях, дабы хоть тень проходящего Петра осенила кого из них', [17] — почему сам Петр не взмолился ко Господу о сих грешниках, о соблюдении тел их и душ?»

Раздался вновь голос Иоанна: «Аще кто узрит брата своего согрешающа грех не к смерти, да просит и даст Бог ему живот. Есть грех к смерти: не о том глаголю, да молится.» [18]

И унесся голос.

VII

Пролетал однажды царевич на стреле своей над широкою рекою, и видит: странников много подле воды; они разуваются, подымают детей своих, сажают их себе на плечи и с ними переходят речной брод. Залюбовался на них Светомир и попросил стрелу опустить его на землю.

А на берегу предстал царевичу великан. На нем короткий, красный плащ; исподнее одеяние зеленое. Сам он исполин какой-то косный, косматый, будто страховидный, но глаза из-под густых бровей глядели нежно и столь ласково сияли, что увеселилося от сияния того сердце Светомира. Царевич обратился к нему улыбаясь, спросил: «Как величать тебя, добрый человек?»

— «А Христофором», отвечал великан. «Сам ты, царевич, добрый человек, коли не имеешь страху от вида моего. А то вот царь, когда меня скованного к нему привели, тако испугался образины моей, что с престола упал».

— «Какой царь со страху упал? Зачем тебя сковали? Ничего такого про тебя не слышал. Знаю лишь, что ты Христа-Младенца через реку перенес. Скажи, Христофор, чему ты послан меня научить?»

— «Невеглас я, Светомире; где мне тебя поучать? А про жизнь мою выслушай, коли на то воля твоя. Не горазд я сказывать, да ты сам разумей. Вот пришла мне с юности охота сильнейшему послужить. Нашел я царя, самого сильного, и подвизался на него работать как на (464) своего господина. А как услышал, что царь тот чурается чорта, ушел я чорту служить».

Тут вступился Светомир: «Как же тебе, Христофоре, вздумалось чорту служить? Неужто то святому пристало?»

— «Силу свою», отвечал исполин, «хотел я сильнейшему отдать. Что самый крепкий, что самый достойный было для меня равно — одно. Да увидел я однажды как чорт от креста бежит: Распятого боится. Ну, и пошел я тогда искать Распятого. Забрел в пустыню, а там старецотшельник стал мне сказывать про Христа.

«Я и говорю ему: 'По всему вижу, что Он сильнейший. Ему и послужу'. А старец говорит мне: 'Постись, чадо, плоть свою истязай'. А я ему говорю: 'Никак не могу, государь пустынник, затем что плоть утруждать умею лишь делами'. А он тогда говорит мне: 'Деннонощно молитвы тверди, и явится тебе Христос'. А я ему говорю: 'Да как же я твердить их буду? Что такое молитва, я и не знаю. Ты, государь старец, уж лучше работу дай мне труднейшую: силушка моя служить просится'.

«Тогда говорит он: 'Иди к реке тут неподалеку, к потоку мятежному. Том многие потопали. Вот и переноси через воды бурные всех, кому на он-пол реки переходить надобно.' Ну, я и рад. Нашел реку, вырвал дерево, сделал из него палицу, да и стал прохожих на шею себе сажать и через поток переносить. И ничего мне трудно не было.

«Последи, ты и сам знаешь, что приключилося. Ну, уж все одно, скажу: слышу раз ночью слабый голос зовет. Вижу у воды младенца, молит жалобно его перенести. Взял я палку, посадил дите на плечо себе. Иду. А вода подымается, гудит, ревет, не пускает, поглотить грозится. Ребенок претяжелый стал, через силу несу. Помирать, думаю, час настал. Боюсь лишь не загубить бы дитятю. Насилу добрался до берега.

«И говорю младенцу: 'Тяжел ты был точно я бремя всего мира на себя взял'. А он мне говорит: 'Оно не удивительно, что тяжело тебе было, ибо ты нес мир и Творца мира'. И, видя мое удивление, еще говорит: 'Я есмь Христос, Которого ты ищешь'. И тут-же Он и окрестил меня, и Христофором назвал, а допреждь того звали меня Репровом. И еще говорит: 'А ради того, чтобы ты мне верил, вот как вернешься домой, воткни палку твою в землю, и на другое утро она расцветет'. Так я и сделал: воткнул полку в землю, пришел к ней утром, а она уж Древом высоким выросла и финиками покрылася.