Повесть о светлом мальчике - [53]

Откуда-то просочилось к нам известие, что за хребтом — красные. Тут генерал начал вызывать чиновников и предупреждать их, чтобы о присутствии здесь этой армии наши араты не болтали. Видно, боялся, что слухи просочатся за хребет к красным. Чиновники обещали, предупредив генерала, чтобы люди его не ходили с поборами по юртам. «Народ наш кочевой, — объясняли они. — Увидят, что грабят их солдатики, — снялись с зимовья — и ищи ветра в поле! Куда укочуют, кто знает? Может, за хребет — тогда уж красным будет точно все известно про вас».

Генерал обещал, что мародерства не будет, но как удержишь огромную массу голодных и раздетых людей? Сначала брали теплую одежду и обувь под видом обмена, потом по пустым юртам пошли и тайные посетители. Араты всполошились, стали уносить в тайгу и зарывать кошмы, шубы, обувь, меха, угонять скот.

Стояла армия у нас долго, топливо в окрестностях сожгли, провиант тоже подошел к концу. Среди беженцев начались болезни, люди мерли как мухи, еще долго после мы находили тут и там трупы и скелеты. Мародерство приняло уже тяжелый характер. Чиновники стали шептаться между собой: что же предпринять, как избавиться от этого превратившегося в общее бедствие визита?

На помощь пришел наш храбрец Тарачи. Он придумал, каким способом можно «проводить гостей от собак» (нежелательного гостя у нас вежливо выпроваживают, сославшись на то, что собаки в аале злы).

В один прекрасный день Тарачи появился на хорошем коне с серебряной сбруей в одежде важного чиновника. Он важно проскакал мимо часовых к юрте генерала, столь же важно проследовал в юрту, поклонился и попросил переводчика. Тот не замедлил явиться.

Тарачи заявил следующее:

— Я один из здешних старших нойонов, долго не давал о себе знать, потому что не хотел влезать в эту кашу, но теперь мне стало тебя жаль. Озеро Успа-Нур дымится, значит, скоро начнется такой мороз, от которого птица к ветке примерзает, а у коров рога лопаются… Недавно мне пришлось побывать за хребтом — кое-что видел, кое-что слышал… — тут генерал особенно насторожился, а Тарачи продолжал: — Красные там, вроде тебя, сидят, тепла ждут. Только их совсем немного — сотня партизан с лошаденками, гибнущими от джута. А об их вооружении и говорить не приходится! У тебя, генерал, столько штыков, а ты сидишь в таком неудачном месте, ждешь неизвестно чего, теряя армию, морозя своих женщин и детей. За хребтом есть теплые русские избы, стоят зароды сена, ну, а разбить эту жалкую горстку красных для тебя не составит ровно никакого труда.

Тарачи умолк, а генерал долго глядел на невысокого тувинца, на его корявое лицо с шустрыми глазками, пытаясь понять, сколько в его рассказе лжи, а сколько правды.

— За этой кучкой партизан Красная Армия стоит, — сказал, наконец, генерал.

— Если ты слышал про какую-то несметную армию, которой никто не видел и не знает, — беги от нее! Передай свое нойонское звание твоей жене, пусть командует. А сам обед вари, сапоги с нее снимай! — произнеся эти дерзкие слова, Тарачи откинулся назад и громко захохотал.

Генерал побагровел, но гнев сдержал и долго думал о чем-то. Потом спросил:

— А дорогу за хребет ты хорошо знаешь?

— Пожалуй, не ошибусь, если скажу, на какой тропинке на любом из этих тандинских хребтов заяц прячется! — насмешливо ответил Тарачи. — Могу перечислить не только дома в селе Суг-Бажи, но даже собак в каждом дворе! Слушай, нойон, дай мне только одну тысячу твоего войска, я поведу его и вышибу красных из-за хребта! Да они от одного вида войска без боя сдадутся — голову даю на отсечение! — Тарачи снял шапку, показал жестом, как отсекают голову, и добавил: — Мне выгода: наши люди от красных поживятся немного, и тебе выгода: на хорошую зимнюю стоянку станешь!

Тут генерал, видно, поверил Тарачи — да и что ему оставалось делать: в наших местах его армия от холода все равно за зиму бы погибла. Он улыбнулся, похлопал Тарачи по плечу, а жена приказала солдату подать угощение «храброму тувинскому нойону».

Через день белые двинулись в Элегест в сопровождении Тарачи. Мы весь день наблюдали с вершины Чуректея, как течет по степи эта злополучная огромная армия. Голова обоза была уже в Аткале, а хвост еще из Арыг-Бажи не выбрался. На десятки километров растянулась.

О дальнейшей ее судьбе мы знали уже только из рассказов дяди Шевер-Сарыга и самого Тарачи.

Когда Тарачи привел армию на вершину перевала в верховья рек Элегест и Эрбитей, разыгрался буран, занесший глубоким снегом летние конные тропы. Там не только на санях или вьючным нельзя было двигаться, но и всадники налегке еле пробивались. Стояли стон, крик, площадная брань. Плакали женщины, кричали верблюды, перевертывались и тонули в глубоком снегу возы с поклажей.

В разведку, чтобы не наткнуться на красных, посылали тувинцев — они же протаптывали дорогу. Но следом шел военный дозор, контролируя передовых. Тарачи приказывал своим храбрецам, чтобы они выбирали путь потрудней. «Нам эти людишки хорошего не несут, так пусть из них большая часть отправится по дороге к Эрлику в ад, остальную же часть пусть разобьют красные. А всякое барахло, которое они побросают, мы подберем, когда нас обратный путь позовет».