Повесть о спортивном капитане - [43]

Сергей вздыхает изо всех сил.

— Томка, ты ведь отличница, тебя все в классе считают умной…

— Кроме тебя…

— Я тоже считаю тебя умной, даже гениальной, в математике например. Почему ты не хочешь понять разницу? Спортсмен, чемпион, рекордсмен — это не профессия. Преподаватель физического воспитания, тренер — профессия. Не сечешь?

— Да какая разница? Возвращаю тебе комплимент: ты тоже умный, литературу лучше всех в классе знаешь. А разве для спорта нужен интеллект? Недаром говорят: «Сила есть — ума не надо».

Томка, — Сергей начинает сердиться, он краснеет, — ты меня удивляешь. По-моему, первоклашки теперь знают, что спорт стал наукой, что лучшие тренеры — доктора и кандидаты наук, что там такие аппараты, приборы заделаны, которым космонавты позавидуют, что у нас не только техникумы и институты, высшие школы, аспирантуры тренеров готовят — целая научная литература, всякие там симпозиумы, конгрессы… В области спорта работают выдающиеся человеческие умы! Это же прекрасно— трудиться над красотой и совершенствованием человека…

Сергей замолкает и обеспокоенно смотрит на Тамару. Пожалуй, немного загнул… Не посмеется?

— «Красотой, красотой», — неожиданно ворчливо передразнивает Тамара. — Небось собрали в вашем техникуме красоток по сто кило весом, щеки как арбузы. А вы все размякли. Фу! Противно.

Сергей готов прыгать от восторга: высокотеоретический спор сводится к элементарной ревности. Но он сдерживает себя, он хочет до дна вкусить торжество.

— Почему же по сто килограммов? — возражает он вполне серьезно. — Есть и по пятьдесят, есть даже одна сорок пять — изящная очень гимнастка. Здоровые все, красивые многие — это верно. Так ведь спорт! О чем я толкую-то? Спорт делает людей красивыми и совершенными. Именно над этим я как будущий тренер собираюсь работать…

Тут он умолкает, поймав полный невыразимого презрения взгляд Тамары.

— Сорок пять килограммов! Да хоть пять! Все в ножищах да в ручищах, а мозгов небось на пять граммов.

— Господи, какие вы все ребята отвратительные, — Тамара вскакивает. — И ты не лучше! А я-то думала, хоть один умный…

Она неожиданно поворачивается и устремляется в вагон остановившегося поезда. Перед замешкавшимся на секунду Сергеем мягко смыкаются двери. Поезд уходит, а он остается один на перроне.

Торжество обернулось поражением.

С тех пор они иногда встречались у общих друзей, перезванивались по деловому поводу, и все. Что-нибудь предпринять ему не позволяло самолюбие. А уж то, что Тамара была «патологической» гордячкой, знали все.

И вот теперь — неожиданный звонок. Поговорив для приличия о пустяшных делах — нет ли учебника по физике, не может ли достать пластинку «Песняров», не знает ли случайно телефон Доры Яковлевны, бывшей учительницы математики? — Тамара спросила:

— Ты у Славки будешь?

— Буду, — сказал Сергей и, помедлив, спросил в свою очередь: —А ты?

— Если ты будешь, я приду. Ну пока,

Это было примирение! Полное! Чтоб Тамара так сказала?.. Невероятно! Все-таки он свинья, самокритично рассуждал Сергей. В конце концов, он ведь парень, она — девчонка, мог бы сделать первый шаг. Так нет, надулся как индюк. А она вот решилась, перешагнула.

Потому-то и летел как на крыльях Сергей в новой рубашке и джинсах «Лео» на рождение к другу Славке.

Он был счастлив. Куда уж больше! Оказалось, есть куда.

Он просто не узнал Тамару. Она похорошела — они не виделись месяца два, — загорела, на ней было очень нарядное платье (раньше он таких вещей не замечал). Она все время смеялась, глаза сверкали. Потащила его танцевать. Когда кто-то предложил пойти в парк, Тамара первая подхватила это предложение.

— В парк! — закричала. — В парк! Там «тьма и лень, там полон день весной и тишиной». Аллейки темные, «будем шептаться и целоваться…» — и так посмотрела на Сергея, что он покраснел.

Одним словом, когда веселой гурьбой четверо ребят и четыре девочки углубились в аллеи, он чувствовал себя на верху блаженства.

В Измайловском парке, большом как лес, стояла тишина, и трудно было поверить, что вокруг огромный шумный город. Пахло мокрой листвой и корой — днем прошел дождь, пахло землей. Кроны деревьев и не шевелились, в таинственную ночную глубину уходили тропинки, а вдоль аллей листва в свете молочных фонарей казалась бутафорски зеленой.

Навстречу лишь изредка попадался торопливый прохожий, для сокращения дороги пересекавший парк, иногда запоздалая парочка, неожиданно возникавшая с боковых тропинок; медленно прошествовал милицейский патруль, оглядевший их внимательным взглядом. Пробежала одинокая ничейная собака. Сначала ребята громко смеялись, пели любимые песни — Слава взял с собой гитару. Потом стали говорить тише — сказалось очарование леса и ночи, — разбились на пары, кто-то ушел вперед, кто-то поотстал.

Тамара и Сергей свернули в боковую аллейку, шедшую параллельно главной. Здесь не горели фонари, царила полутьма. Сначала шли молча. Потом Тамара решительно взяла его под руку и сказала:

— Какие мы все-таки дураки.

— Не говори во множественном числе, — попытался пошутить Сергей.

— Не надо, Сережа, не остри, — она поморщилась, — Мне так хорошо.

— Ты изменилась…