Повесть о смуте годов Хэйдзи - [30]

Закончился день, надвигалась ночь, а пристанища у них не было. У подножья гор при дороге виднелись дома, но думала Токива: «Враги все ещё близко! Верно, это дома вассалов Рокухара!» — и не смела попросить ночлега. Ей ничего не оставалось, кроме как плакать: «Как же приходится страдать, будучи матерью детей того господина, что принёс мне столько печали!» И так, опасаясь недобрых людей в горах и полях, забились они все четверо в заросли при дороге, обнялись, взявшись за руки, и плакали.

Прошло время сумерек, дорога опустела, и казалось, что не переживут они эту ночь, если останутся здесь. Думала Токива: «Найти бы хоть травяную хижину в горной деревне, где нас никто не знает. Переждать бы хоть одну эту ночь, чтоб спасти детей!» — и повела детей на свет, видневшийся где-то недалеко. Вышли к дому, она постучала в бамбуковые ставни, и на стук из дверей появилась женщина постарше Токивы, вероятно, хозяйка этого дома. С удивлением взглянула она на Токиву:

— Куда же это вы направляетесь, по такому снегу, без охраны, да ещё и с малыми детьми? — спросила она.

— Видите ли, мой муж был со мной жесток, и я взяла детей и ушла из дома, не в силах вытерпеть такое его обращение. А в дороге нас застал снег, и мы заплутали, — отвечала с заплаканным лицом Токива, пытаясь убедить хозяйку, хоть догадывалась, что та вряд ли поверит, и рукава у неё промокли от слёз. Хозяйка сказала:

— Что-то не очень верится — непохоже, чтобы вы были из простых людей. Смута наступила в мире, и думается мне, что вы изволите быть супругой кого-то из знатных господ. За укрывательство беглецов меня, старуху безродную, свяжут и потащат в Рокухара, испытаю я унижение да и жизни, пожалуй, лишусь. А всё же — не выгонять же вас. Кто вас ещё приютит в этой деревне? А в полях и горах вам оставаться негоже, на такой стуже разве доживёте вы до завтра? Много в деревне домов, много семей, но именно ко мне вы постучались — верно, из-за обета, принятого ещё в прошлых жизнях. Извольте же зайти в мою убогую хижину! — так впустила она беглецов. Достала и постелила новую циновку, на очаге разогрела им еды. Токива обрадовалась, но из-за перенесённых тягот не могла проглотить ни кусочка, лишь как могла накормила детей. Хозяйка, у которой сердце сжималось от жалости при виде Токивы, старалась им всячески услужить. «Верно, в ней воплотилась Каннон из Киёмидзу!» — думала Токива, и вновь затеплилась исчезнувшая было надежда на то, что всё как-нибудь обойдётся.

Шестилетний сын, устав с дороги, уснул у колен Токивы, обо всём забыв. Восьмилетний ребёнок же, видя мать, без конца проливающую слёзы, тоже вспоминал своего отца, Ёситомо, и не мог успокоиться и задремать, а лишь плакал, отвернувшись к стене, не в силах сдерживаться. Наступила глубокая ночь, все в доме улеглись, и тогда мать сказала восьмилетнему сыну на ухо:

— Несчастные вы мои! Ведь есть люди благоденствующие, что растят по десять, двадцать детей! Хоть и говорят, что в нашем непостоянном мире одни умирают раньше, другие — позже, но ведь бывает же, что вместе доживают до седых волос, а потом дети провожают их в последний путь. А мы не знаем, кто нас завтра схватит и что нас ждёт впереди. Может, утопят в омуте, а может, зароют в землю. Годы, что ты меня поддерживал, годы, что я тебя растила — пролетели, как одна ночь, за которой следует расставание! — плача, сетовала она, и Има- вака спросил:

— А что ты, мама, будешь делать, если нас убьют?

— Разве смогу я прожить хоть день, хоть минуту после вашей смерти? Я тоже умру с вами! — отвечала она.

— Как хорошо, что ты, мама, тоже умрёшь с нами, и мы не расстанемся с тобой! Если мы будем с тобой, то и жизни не жалко, — сказал Имавака, и они, рука в руке, голова к голове, проплакали до рассвета. Долго для них тянулось время ожидания рассвета, хоть и коротки весенние ночи, но наконец-то начало светать, послышались крики петухов и звон колоколов в храмах.

Постепенно рассвело, и Токива потихоньку разбудила детей и собралась уходить. Хозяйка того дома вышла к ним и принялась уговаривать:

— Дайте отдохнуть детям хотя бы ещё один день! Снег перестанет — тогда и пойдёте, куда вам нужно! — всё настаивала она. Горько было покидать столицу, и хоть спешила Токива увести детей подальше от врагов, но уступила хозяйке, пожалевшей её, и так они остались в Фусими ещё на день.

В пути им встречались люди, что их жалели и помогали — кто подвозил их на лошади, а кто нёс детей на руках по пять-десять тё, и наконец-то пришли они в уезд Уда, что в земле Ямато.

Ещё одна ночь прошла, и Токива снова разбудила детей, попрощалась с хозяйкой и собралась в путь. Хозяйка проводила их до ворот, и сказала на прощанье:

— Глубоко скрыты причины нашей связи в прошлых рождениях. Боязно прятать вас и дальше так близко от столицы, и сегодня я не смогу вас оставить здесь. Не переживайте, что побеспокоили меня, хоть я вас вовсе и не знаю. Лучше просто навестите меня, если будете снова жить в столице, хоть я вам вовсе и не ровня!

— Наверное, были вы моей матерью в прошлой жизни, а иначе как появилась бы между нами такая связь! Век не забуду я вашей доброты, если только суждено мне остаться в живых! — говорила Токива, и так они расстались в слезах.