Повесть о полках Богунском и Таращанском - [48]
— Ну, дальше!
Хрин поглядел на Дениса и горько усмехнулся.
— Мы люди — честные люди! — сказал он уверенно и серьезно. — Ты ж один человек. Сейчас ты командир, и, допустим, хорош ты человек, — и мы интересуемся и плохого слова об тебе пока не слышали. Ну, мы ж — народ: как рассудим, так и будет.
— Ну, рассуждай, как будет.
— Что же, народ покамест тобой доволен. Ну, не мы ж у тебя в гостях, а ты ж у нас.
— Не совсем так, — улыбнулся Денис. — Вы ж в «кочубеевском урочище».
— Ишь, недаром зовут Денис, аж бач куды зализ! — сказал Хрин. — Це ж не Кочубей, а прямо хоч убей.
Взаимная шутка, вызвавшая смех, рассеяла напряженную настороженность.
— И о «казацкой могиле» знаю, — сказал, приподнимаясь, Денис. — В той казацкой могиле и мои родичи лежат. Но зачем же вы сразу не взяли Глухов в свои руки и не установили сами советской власти?
— Мы ж отказались от власти. Мы ж — анархия, — сказал Хрин.
— Вот и результаты вашей анархии. «Мать порядка»! Где ж тут порядок? — спросил Денис и посмотрел на Евтушенко. Тот потуже стянул пояс и пошел к коням.
— Так поговорим обо всем завтра в Ярославце, у меня в гостях, товарищ Хрин, — сказал Денис.
— Подождем Тыдня, а там будет видно. Да где-нибудь встретимся. Давай, давай, — сказал Хрип, протягивая ему руку. — Гостюй! Не прогоним!
Денис уже сидел в седле.
— А ну, стой же, я вас провожу, а то не по-хозяйски, — вдруг решил Хрин. — А по дороге покажу тебе и нашу резолюцию. Давай кони! — крикнул он. — А вот тебе и Шуба, у которого ты гостевал сегодня в Тулиголовах, — показал он на коренастого, такого же, как он, широкоскулого, весело улыбавшегося пария, подводившего двух коней.
— И ты с нами, Гнат?
Шуба кивнул головой.
Денис дал знак Евтушенко, и тот проехал вперед.
ГОСТЬ И ХОЗЯИН
Всадники пробирались той же просекой, которой проехали в табор Хрина и Шубы. На выезде из леса Хрин свернул вправо, приглашая Дениса и Кийка следовать за ним.
Между пнями что-то зачернело на снегу. Подъехавши ближе, Денис увидел несколько трупов.
— Что это? — спросил он Хрина.
— Мародеры, — отвечал гордо Хрин. — Наш закон суровый, мы — не бандиты! У кого довги руки — тому куца смерть!..
Выехали на поляну. Хрин остановил коня и прислушался. Остановили коней и остальные всадники. Послышался стройный топот идущей конницы. Карабины разом сползли с плеч Хрина и Шубы.
— Это идет моя кавалерия, — сказал Денис, и Хрин и Шуба, смущенно переглянувшись, повесили вновь карабины на плечи, вниз стволами.
В стройной строенной колонне шли два эскадрона. Впереди ехал Евтушенко.
— Откуда идут? С Тулиголов?
— Да нет, дядько Хрин, с Кочубеевой заимки.
— Расстреляю проклятых! — свирепо проворчал Хрин, поняв, что табор все время был в окружении, а его разведка ничего не доносила.
— Не стреляй, дядько Охрим, шкоди ж не вийшло! Дозорные твои в плену были — что могли сделать? — говорил Евтушенко. — Вот они, получай. Добрые гости берегут свои кости.
Два десятка всадников отделились от идущей по дороге колонны.
— Так ты уже не в гостях, а дома, в Кочубеевом урочище, — вздохнул Хрин и хлопнул на прощанье по Кочубеевой ладони всей пятерней. — Ну, побачимся, — может, и обратаемся.
Он и Шуба повернули коней к лесу, а Денис поскакал к своим эскадронам.
— Держи связь с Ярославцем, дядько Охрим! — крикнул вдогонку, оборотясь, Евтушенко.
— Я ж тоби отдячу! — погрозил ему издали плетью Хрин.
В ЯРОСЛАВЦЕ
— У тебя есть на сегодня еще какое-нибудь представление? — спросил Денис Евтушенко, улыбаясь и зевая от доброй усталости. — Скоро и рассвет,
— Выспишься, брат, мы ж едем в Ярославец. Там успокоишься. Так и понимай: это день полной и окончательной победы. Гады Толченко, Ященко, Щекотюк, Маруська, — сосчитал он по пальцам. — Да это же самые подземные гады! И им — амба, и нет их на свете, — согнул он в кулак все пальцы. — А Хрин, и Худоба, и Шуба, и бандурист — це вже наши, цим никуды дитысь!
И он ударил себя плетью по голенищу, как цыган, закончивший счастливую сделку.
— С Артамоновым и Масловым Тыдень да Москалец сами поквитаются. Федосенко, Тимошенко, Бусел — пустяк дело. Живыми возьмем — и холера!.. Артамонову и Маслову крышка: уж если Тыдень приговорил их к смерти, то иначе не успокоится. А тут Худоба Хрину подморгнул — и это уже смерть мародерам, тут закон суровый. Убийбатько и Карай орудуют на Кролеветчине, и нас это не касается.
— Ну, положим, — сказал Денис. — Китайской стеной мы не отгорожены. Наши дела — мировые.
— А ты ж спать хотел? — рассмеялся Евтушенко, как будто Денис впрямь собирался тотчас же отправиться на Кролеветчину, в погоню за последними бандитами,
— Смертельно хочу спать, — сказал Денис.
— Ну, не плачь: тебя ждет кое-что и хорошее прежде смерти. А вот и твое «кочубеевское» поместье. Теперь ты тут «хозяин». Завертай!.. А в школе светится, знать не спят. Вот и добре!
Всадники въехали в широкий двор, весь уже заполненный лошадьми эскадронцев. Во дворе пахло сеном, конским потом и навозом.
— Хлопцы! А ну, прибыли, — сказал Евтушенко и позвал кого-то: — Иван Иванович, ходы сюды!
Дениса меж тем окружили его эскадронные.
— Все в порядке: фураж в полном довольствии и хлопцы расквартированы. Какое приказание будет на ночь?
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.