Повесть о первых героях - [3]

Начальником Главсевморпути был назначен профессор О. Ю. Шмидт. Он же возглавил экспедицию на «Челюскине», отправившемся по следам «Сибирякова». Повел судно тот же капитан Воронин.

В СХВАТКАХ СО ЛЬДАМИ

…В последний раз отдана команда:

— Вира помалу…

Застопорили паровые лебедки. На корабле сразу наступила непривычная тишина, Матросы принялись задраивать брезентами вместительные трюмы. Огромные бревна мачты будущей радиостанции и разобранные строения для далекого острова Врангеля крепили на верхней палубе.

Новый «Челюскин» — транспортный пароход с ледовым креплением, мало чем отличавшийся от простого коммерческого судна, готовился к дальнему трудному походу. Этот рейс рассматривался как «пробный шар» в условиях полярного плавания. Судно только недавно было построено в Дании и пришло к нам, как говорится, «голым». На нем не было ничего из того, что годами скапливается на старом, обжитом корабле. Нужны были матрацы и мореходные карты, ложки и оптические приборы, полотенца и хронометры… Все это предстояло достать, закупить, заказать заводам. Много было хлопот. Но теперь сутолока сборов позади. Широкий, приземистый корабль развел пары и дымит у причала в Мурманске.

На проводы «Челюскина» 10 августа 1933 года собралось множество народа.

Играли оркестры, алели флаги, произносились прощальные речи. И вот капитан отдает приказ поднимать якорь.

— Якорь чист! — докладывает боцман.

На командном мостике капитан Воронин в парадной морской форме замахал фуражкой с золотым шитьем. Рядом стоит Шмидт в простой кепке и кожаной куртке. Ветер развевает его пышную черную бороду.

Взвились сигнальные флажки на мачтах всех кораблей, стоявших у пристани:

«Желаем благополучного плавания и скорого возвращения».

Все они салютуют «Челюскину» тремя гудками.

Корабль миновал маяк и вышел в Баренцево море — первое на пути к далекой цели.

Тихо на пустынном безбрежье. Лишь изредка, рассекая воду, покажется касатка. Тишина и на палубе «Челюскина». Слышны лишь всплески легкой волны, лижущей борта, да мерный стук машины. Началась обычная морская «непрерывка». Каждые четыре часа бьют склянки и меняются вахты. Почему же не уходит с мостика капитан, почему шагает взад-вперед?

— Скоро должно маленько качнуть. В воздухе пахнет штормом, — говорит он Шмидту.

— Откуда вы это знаете?

— Если небо красно с вечера, —

Моряку бояться нечего,

Если ж красно поутру, —

Моряку не по нутру —

такие стишки сложили мореходы в старину — мои предки. Они умели предсказывать погоду…

«Качнуло» очень скоро и с большой силой. Небо и море налились свинцом. Налетали шквалы северного ветра. Перед носом корабля вырастали высокие пенистые водяные горы. «Челюскин» с тяжелым стоном то вставал на дыбы, то зарывался носом в воду, то валился с боку на бок. Волны перекатывались через палубу.

Воронин в желтом непромокаемом плаще не покидал капитанского мостика и хмурился. Не нравилось ему новое судно: не годилось оно для плавания во льдах. Вскоре его опасения подтвердились.

Как только началось единоборство корабля с пока еще легким льдом, пошли неприятности. В металлической обшивке срезало тридцать три заклепки. По обоим бортам разошлись швы. В носовом трюме появилась течь, а в корпусе — глубокие вмятины. А настоящие схватки со льдами еще впереди.

Надо беречь судно — предстоит еще длинный путь. Моряки залечили раны парохода. Вскоре «Челюскин» получил новые повреждения, но продолжал плавание. Экспедиция вела размеренную трудовую жизнь, со своими огорчениями и радостями. Было в ней и героическое, и смешное, и трогательное.

…В каюту капитана никто не может войти без разрешения. Это — закон! Но на этот раз никто не постучал, а дверь тихонько отворилась. Воронин оторвался от книги, посмотрел поверх очков и никого не увидел. Он нехотя встал с кресла, и в ту же минуту к его ноге кто-то прижался и тонкий голосок пропищал:

— Здрасте, дядя Володя!

— Ах это ты, Аллочка! Да так и напугать можно!

Любимице всем экспедиции Аллочке Буйко не было и двух лет. Ее отец, назначенный начальником зимовки на острове Врангеля, взял с собой в Арктику жену и дочь. Аллочка только на пароходе научилась как следует говорить. Она бегала по всему кораблю. Чаще всего девочка заходила к капитану. Ей страшно нравилось сидеть в уютной каюте на широком кожаном диване, сосать леденцы и слушать рассказы Владимира Ивановича. Воронин очень любил детей. Хрипловатым голосом, слегка «окая», как и все поморы, он рассказывал девчушке были и небылицы про холодное суровое море и отважных рыбаков.

На сей раз Владимир Иванович не успел начать очередной рассказ, как в дверь громко постучали. Просторную каюту заполнили люди со главе С Василием Гавриловичем Васильевым — научным работником, отправлявшимся зимовать на остров Врангеля. Он бережно нес на вытянутых руках крохотный сверток розового одеяла. А в нем была девчушка всего одного дня от роду. Она родилась на «Челюскине». Ее мать — Доротея Ивановна — жена Васильева.

Каждого нового советского гражданина записывают в специальную государственную книгу и выдают свидетельство о рождении. На пароходе загса нет и счастливые родители решили зарегистрировать новорожденную у капитана — он ведь самый главный на корабле.