Повесть о Макаре Мазае - [7]

После этого Мазай ходил туча тучей. По вечерам бесцельно бродил в порту, смотрел, как мальчишки ловят рыбу, как на большой валун с ревом набрасываются волны. И все думал: отчего в ту треклятую смену он утратил контроль за ходом плавки? Или слишком был занят мелочами? Или и вправду печь раскапризничалась, а он еще плохо знает ее характер? Да, ему все еще не хватает знаний! Надо грызть гранит науки!

Макар был наслышен о старых сталеварах, обладавших тончайшим чутьем, умевших определить качество плавки по цвету, по «плевку», по каким-то особым, им одним известным признакам. Талантливым умельцам прошлого, для которых путь к знаниям был за семью печатями, не оставалось ничего другого, как изощрять свою наблюдательность, создавать собственную, окруженную ореолом таинственности «технологию». Да что прошлое! Ведь и теперь один из лучших заводских сталеваров Иван Шашкин нередко посмеивается, глядя на Макара:

— Ты что там возишься с анализом? Делай, как я, как дед меня учил: если сталь белая, да сверху вроде дымка, значит, углерод хорошо выгорает…

Вероятно, и правда, проще было бы научиться отличать эту дымку, чем осваивать премудрости процессов, происходящих в печи. Но Макар понимал, что ему нужно именно это — теория, точная наука. Только тогда он почувствует себя уверенно, когда поймет, каким законам подчиняется изготовление стали. Он тянулся к точным определениям, формулам, выкладкам. И не только потому, что они дали бы уверенность ему самому. Он прекрасно понимал, что искусство мастерового, опирающегося лишь на свою интуицию, свой личный опыт и смелость, это искусство для одного. А уменье, основанное на знаниях, — это то, что может стать общим достоянием.

Годы труда на заводе, работа в комсомоле многому научили Мазая. Он думал не только о себе, а о своей бригаде, о других сталеварах.

Окончив в 1933 году профессионально-технические курсы, Макар не дал себе передышки: сразу же поступил на заочные курсы сталеваров при Днепропетровском горном институте. Голова у Макара была ясная, память цепкая, жажда знаний неистовая, и не удивительно, что экзамены он сдал на «отлично».

Шло время, и Мазая поставили во главе мартеновской бригады. Комсомольцы работали самозабвенно, не зная устали. Макар, прикрыв лицо рукавицей, напряженно вглядывался в яркое, будто солнце, окно «мартына»…

Осенью 1935 года в нашей стране широко развернулось стахановское движение. Оно ширилось, захватывало все новые и новые отрасли народного хозяйства. Появились и первые стахановцы-сталевары. На заводе имени Ильича ими были старые опытные сталевары Моисеенко, Дедыш, Шашкин и другие.

Мазай понимал, что ему необходимо перенимать опыт передовых сталеваров, и не просто перенимать, а освоить искусство сталеварения, до конца познать процессы, происходящие в печи, правильно организовать работу бригады, расставить людей так, чтобы ни одна минута не пропадала. Макар к этому времени уже многое постиг. Он видел, что его теоретические знания дают ему преимущество перед металлургами, работающими по старинке. И его охватила дерзкая мысль — перегнать таких сталеваров, как Шашкин и Моисеенко, разработать новый метод ведения плавки, позволяющий сократить длительность плавок, повысить съем стали с каждого квадратного метра пода печи. Он стал проверять каждый свой шаг на производстве, принимать все меры к тому, чтобы повысить выплавку стали.

Вскоре бригада начала давать рекордные плавки. Казалось бы, чего лучше? Однако выгоды от больших плавок пожирались простоями печи на капитальном ремонте: когда начались стотонные плавки, стойкость свода, естественно, понизилась. Печь изнашивалась в два раза быстрее, чем раньше.

«Рекорды» бригады Мазая грозят авариями!» — отметила одна из комиссий, обследовавшая комсомольскую мартеновскую печь.

Похудевший, измучанный явился Макар в цеховое партбюро. В руках у него что-то вроде лодочки из бумаги. На глазах удивленного Третьякова смастерил Мазай из этой лодочки более глубокую.

— Вот так надо углублять ванну печи, — убежденно проговорил он. — Сейчас глубина ванны недостаточна, чтобы держать всю плавку ниже постоянных порогов. У нас высота ложных порогов достигает 400 миллиметров, а в момент вспенивания плавки — куда больше.

Когда в партбюро шло обсуждение «лодочки» Мазая, на заседание пришел директор завода.

— Ознакомьтесь с заключением авторитетной комиссии, — устало проговорил он и положил на стол скоросшиватель с бумагами. — Комиссия категорически запрещает мазаевские эксперименты. Ведь после углубления ванны большая часть металла окажется выше постоянных порогов печи.

— Мы подымем и ложные пороги! — заявил Мазай. — Их высота в период вспенивания стали будет достигать 800—1000 миллиметров.

— И все же аварии с такими порогами не исключаются! — резко сказал директор.

— Да, при малейшем недосмотре металл может вырваться на рабочую площадку! Но, во-первых, — звонко прозвучал в наступившей тишине голос Мазая, — ручаюсь, теперь у нас недосмотров не будет. А во-вторых, можно ведь переднюю стенку печи сделать наклонной. Тогда арки столбов будут более удалены от факела пламени.