Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна - [87]

– Это если ты отомстил недостаточно серьезно, – каркнул Ворон, и его круглый глаз, обращенный в мою сторону, сверкнул кровожадным желтым огнем. – А если твоя месть, обдуманная и выношенная со всем тщанием, на которое ты способен, осуществлена в полном объеме и привела к желаемому результату, то…

Он не договорил, потому что дверь кабинета медленно открылась, и мы увидели Ладу в ночной рубашке, протиравшую заспанные глаза.

– В кои-то веки удалось заснуть, – сказала она ворчливо, но совсем прежним своим, доновогодним, голосом. – И разбудили. Что вы тут растарахтелись, как зеваки на пожаре?

Мы повесили носы и клювы. Посвящать Ладу в суть дела нам ну совсем не хотелось. Но Лада, когда ей было нужно, всегда могла заставить нас разговориться. И теперь она обвела нас взглядом и сказала:

– Ну что замолчали? Я слышала достаточно, чтобы понять: вы собираетесь совершить какое-то преступление…

Мы, конечно, стали ей объяснять, что никто никакого преступления совершать не собирался, что спор вышел у нас чисто теоретический. Лада нам, конечно, не поверила – и правильно сделала, потому что только дурак может поверить, что чисто теоретический спор может вызвать такое бурное оживление в пять часов утра. Мало-помалу она вытянула из нас все подробности нашей ночной беседы, и даже Ворон с его премудрейшей головой не смог увильнуть от ответа. Он как раз договаривал последние свои слова: «А Кот отказывается по этическим соображениям, потому что, видите ли, он считает…» – как прокукарекал свою утреннюю мелодию Петух. Лада потускнела, будто внутри нее кто-то повернул выключатель и лампочка, придававшая блеск ее голубым глазам, потухла.

– Значит, Кот умнее вас, – тихо и безучастно произнесла она. – Спасибо тебе, Кот. А вам всем я категорически запрещаю предпринимать что-либо в этом направлении. Считайте, что этого человека нет на земле. И никогда не было. И если я узнаю… Если хоть один волос… Если… – Она судорожно вздохнула, но не заплакала, развернулась и пошла прочь – к своему ложу, ставшему свидетелем ее частых ночных слез.

Чуть позже я зашел к ней напомнить, что пора завтракать – и на работу. Лада сидела на постели, подобрав под себя ноги и укутав плечи в одеяло. Глаза ее были сухи.

– Ты знаешь, Кот, – сказала она задумчиво и словно обращаясь не ко мне, а к какому-то другому коту, находившемуся за тридевять земель от нее, – знаешь, вначале мне было так плохо, так ужасно, так больно… Я думала, что умру. А сейчас мне не больно и не плохо. Мне – никак. И это гораздо хуже…

Вылечится, подумал я с уверенностью. Кто-кто, а уж я в таких делах разбираюсь – недаром я вырос в семье с тремя незамужними женщинами трех поколений. (И скажу вам по секрету, в этих самых сердечных делах их поведение не различалось ни на йоту. И от возраста это не зависело, так же как и от жизненного опыта.) Вылечится, и скоро, нужен только толчок.

Толчок она получила, но, к сожалению – моему и не только моему, – толчок этот был не в том направлении.

Вместо излечения болезни, полного и бесспорного, мы получили рецидив.

…Она вернулась с работы очень рано, встревоженная, встрепанная и с опасно блестящими глазами. Даже не пришла – прилетела, и дверь распахнулась навстречу ей сама собой, так, что полетели в разные стороны скобы запоров и замков.

По этому признаку мы поняли, что Лада возвращается злая, и попрятались кто куда, роняя перья – Ворон, крупу – Домовушка, подушку – я. Пес на всякий случай умчался на прогулку. Как он ни любил Ладу, как ни переживал ее несчастье, а своя шкура дороже – еще превратит под горячую-то руку в какую-нибудь букашку!

Я сидел в кабинете под столом, пытаясь спрятаться за его заднюю ножку, когда Лада влетела в комнату и бросилась с размаха на стул. Брови ее сдвинулись в одну прямую темную линию, а на лбу залегла грозовая туча. Молнии поблескивали в-ее голубых глазах, но пока что не срывались с места.

– Ворон и Кот, вы мне нужны, – сказала Лада.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ, в которой Лада делает поворот оверштаг

Может быть, вы найдете тут некоторое противоречие. В таком случае позвольте шепнуть вам словечко на ушко. Изучайте повнимательнее вашу жену в продолжение двадцати четырех часов. Если ваша добрая супруга не выкажет за это время какого-нибудь противоречия, помоги вам бог! – вы женились на чудовище.

Габриэль Беттеридж

– Ворон и Кот, вы мне нужны, – сказала Лада.

Я высунулся из-под стола, сохраняя напряженность в теле, которая должна была помочь мне в случае опасности юркнуть обратно. Ворон вылез из груды тонких растрепанных книжек, приглаживая клювом встрепанные перья.

– Как у вас обстоят дела?

Ворон прокашлялся и начал мямлить, что дела обстоят в общем-то нормально, вот только он немного простыл или вирус какой подхватил, а так все в порядке…

– Я имею в виду, как успехи Кота в теоретической подготовке?

– А… Хорошие успехи. С рунами пока что слегка не ладится, а в целом… Для начинающего очень неплохо.

– Я хочу предложить Коту производственную практику, – сказала Лада, и в синих ее глазах, кроме молний, вспыхнули яркие огоньки. Зрелище, доложу я вам, было устрашающим и завораживающим одновременно. Представьте себе: огромные ярко-голубые глаза, того самого оттенка, какого бывает небо в ясный осенний день, и они полыхают голубым сиянием, и поблескивают синими зарницами, и вот-вот из этих глаз сорвутся убийственные синие молнии… Страшно. И красиво.