Повесть о чекисте - [12]
— Одну минуту! Я сейчас разыщу шефа. Иван Александрович где-то на территории. Что передать?
— Прошу его зайти ко мне!
Николай положил трубку и в ожидании подошел к окну.
Он знал Ивана Александровича Рябошапченко еще бригадиром, познакомился с ним на практике. В сороковом году они случайно вместе отдыхали в гагринском санатории водников. Рябошапченко пробился в люди, как сам говорил, из учеников слесарного дела, кажется кончил годичную школу в Кронштадте, плавал на линейном корабле машинистом-турбинистом, у него ясная голова и золотые руки. С кем сейчас Иван Рябошапченко? Сделал при оккупантах карьеру, из бригадиров — в начальники цеха?! Неужели служит румынам на полусогнутых, как Петелин?
Иван Александрович РЯБОШАПЧЕНКО.
Начальник механического цеха, ближайший помощник Н. Гефта.
Его размышления прервала девушка, стриженая блондинка со смазливым личиком. Пестрое узкое платье подчеркивало ее пышные формы. Явно кокетничая, она сказала:
— Шеф на эллинге, он сейчас придет, Я секретарь. Немцы меня зовут Лизхен!
«Секретарь начальника механического цеха... Странно, зачем подобная должность? Разве что для немецкой информации!» — подумал Николай, но вслух сказал:
— Отлично, Лизхен! — и протянул ей руку, — Николай Артурович Гефт! Благодарю за оперативность!
В кабинет вошел Рябошапченко, и Лизхен, бросив Николаю многообещающий взгляд, выпорхнула из кабинета.
После ее ухода оба они почувствовали какую-то неловкость. Поздоровались как старые знакомые, молча постояли у окна, затем Гефт сказал:
— Да, Иван Александрович, я вас не поздравил...
— С чем? — удивился Рябошапченко.
— С должностью начальника ведущего цеха!..
— Знаете, Николай Артурович, от этой должности я, как от чумы, бежал... Не помогло. Петелин поставил обязательное условие. Я полгода не работал, семья шесть человек, нужда, каждый хочет есть. Торговать не умею, в доносчики пойти — совесть не позволяет...
— Кстати, — перебил его Гефт, — что это за девица у вас в секретарях?
— Секретарь!.. — усмехнулся Рябошапченко. — Табельщица она, но ей такая должность не к лицу. Сверху поставили. Она по-немецки бойко лопочет, ну и вообще... К немцам добрая...
— Расскажите, Иван Александрович, что там у вас с «ПС-3»? В каком состоянии дизель? — Гефт перешел к столу. — Чья бригада работает на монтаже? Почему затянули срок?
Слушая доклад, он пытливо разглядывал начальника цеха. Выполнение его миссии во многом зависело от этого человека, от того, с кем он будет в этой борьбе.
А Рябошапченко, чувствуя на себе пристальный взгляд инженера, нервничал. От волнения у него сохло во рту. Обстоятельно информируя о работах по установке двигателя, он часто умолкал, чтобы собраться с мыслями. Думая, по привычке двигал желваками, вытягивал губы, словно собираясь засвистеть, и поджимал их вновь.
— Вы говорите, что работает бригада Берещука? — перебил его Гефт. — Ну что же, давайте, Иван Александрович, пройдемся на корабль...
Они вышли из кабинета и спустились вниз.
Рябошапченко был пониже Николая ростом, поэтому, разговаривая с ним, он задирал голову. Его темно-карие глаза, прищуренные от яркого солнца, смотрели на Гефта с внимательной хитрецой.
Над входом в механический цех бросалось в глаза барельефное изображение святого Николая Мирликийского — покровителя морского промысла. Святой достался в наследство еще от тех времен, когда завод был эллингом «Русского общества пароходства и торговли» — РОПиТ. В бытность Гефта на заводской практике этого барельефа не было: его заштукатурили и сровняли со стеной. При оккупантах штукатурку отколупали и барельеф восстановили.
«Чему же теперь покровительствует святой тезка? — мелькнула у него мысль. — Пиратскому промыслу гитлеровцев?!»
Незаметно они дошли до пирса, где был ошвартован немецкий сторожевик.
Николай прикинул на глаз тоннаж корабля: шестьсот, не больше. Посмотрел вооружение: одна зенитная пушка, две двадцатимиллиметровых, спаренный пулемет и бомбосбрасыватели.
«Досадно, что такую щуку придется выпустить в море!» — подумал он, спускаясь вместе с Рябошапченко в машинное отделение.
Бригада Михаила Степановича Берещука встретила их появление настороженным молчанием. К работе еще не приступали, один покуривал, другой суконкой шлифовал зажигалку, третий читал, двое завтракали, здесь же, на станине, расстелив газету.
Гефт поздоровался с бригадой и приступил к осмотру. Придирчиво, педантично он исследовал все части двигателя, от центровки до топливных насосов высокого давления. По тому, как он это делал, рабочие поняли, что перед ними не механик Сакотта, а инженер, отлично знающий свое дело.
Изредка Гефт задавал скупые вопросы бригадиру.
«Разумеется, значительная часть монтажа выполнена, — пришел он к заключению. — Но как выполнена?! За такую работу в прежнее время я бы с треском снял бригадира!»
Николай Гефт помнил бригадира по первому знакомству с заводом в студенческие годы. Уже тогда Берещук был одним из лучших специалистов по судовым двигателям, он вырос здесь, в этом цехе, сложился в мастера, тонкого знатока корабельного сердца.
«Что же это? Нарочитая небрежность? — думал Гефт. — Если бы я мог запросто сказать Берещуку: так, мол, и так, дорогой человек, нужно, понимаешь, мне нужно, чтобы двигатель работал! Но ведь не скажешь!.. Надо становиться к машине самому и шаг за шагом преодолевать сопротивление. Каким же я буду подлецом в глазах этих людей!» — но вслух, вытирая руки ветошью, он сказал:
