Повесть и рассказы - [31]
— Что ты! Разве можно…
Раиса смотрела на меня с отчаянием, доверчивым ожиданием.
Мне стало страшно. Я почувствовала, что несу ответственность за каждое сказанное мною слово. Надо было играть роль равнодушного человека, которому не известно ничего из жизни этой женщины и людей, ее окружающих. Любая фальшь могла меня выдать. Но отступать было поздно.
Я подняла колоду над столом и бросила вверх рисунком. Одна из карт упала вниз лицом. Я открыла ее. Это был король пик.
— Вот твой темный король, — сказала я, и сердце у меня заколотилось.
Собрав карты, я стала раскладывать их улиткой, положив в середину червовую даму.
— Это ты, — сказала я уверенно.
— Я? — протянула Раиса дрожащим голосом и хотела сказать что-то еще.
— Молчи, не задавай вопросов.
Мне надо было собраться с мыслями, распределить все карты по ролям пьесы, которую разыгрывала жизнь, и перевести все на малознакомый мне «марьяжный» язык. Передо мной лежал пестрый хоровод глуповатых королей, нахальных валетов и надменных дам. Черная масть — отрицательные персонажи, красная — положительные.
— У тебя на сердце два короля. Темный король — обман. Вот рядом черная десятка — его неправда и твоя печаль. Погоди… вот еще чья-то печаль… ага, это плачут две дамы… пожилые. А вот еще одна, молодая. Но не ты. А эта черная двойка — твои слезы.
По моему гаданию все дамы плакали. Ничего не поделаешь, так было в жизни.
— У тебя какой-то стыд на сердце. Он уйдет, когда будешь со своим добрым королем. Вот он. Твоя судьба с ним. Около него красная десятка — это его правда и твое счастье. А это что? — Я показала ей туз пик и спросила, не поднимая глаз: — Была какая-то большая болезнь?
— Была, — ответила Раиса чуть слышно. — Он умирал. Был тяжело ранен.
— Вот видишь, — сказала я, — значит, правда.
— Да, удивительно… — снова прошептала Раиса.
— Молчи. Отвечай только, когда буду спрашивать, — сказала я, тоже невольно переходя на шепот.
— Слушай. Вот что говорят карты. Ты ошиблась. Все пройдет и забудется только с твоим королем. Он страдает. Не хочет тебе мешать. Думает, это произошло потому, что он раньше был здоров, а теперь болен. Думает, что ты его больше не любишь. А карты показывают, что любишь. Ведь любишь, правда?
— Люблю, — ответила Раиса, не отводя от карт завороженных глаз.
— А тот, темный, — твоя ошибка. Он плохой человек. Нечестный, легкомысленный. С ним у тебя не будет счастья. И потом, там у него жена… то есть дама. Вот… какой-то ребенок… валет.
В подтверждение я протягивала ей первые попавшиеся карты. Я уже совсем запуталась и начала говорить Раисе, что думаю обо всей этой истории. Она или не заметила, или ей все равно было, какими словами сказано то, что ей важно было услышать от кого-нибудь без наставления, без укоризны. Услышать то, что давно, наверное, было решено ею самой.
— Но как же, — шептала она, — какими глазами… Ведь он не простит меня никогда…
— Простит. Увидишь. Он настоящий человек. И не вспомнит ни разу. И ты забудь, если можешь, как страшный сон.
Она подсела ко мне, обняла крепко и заплакала.
Мы долго сидели, обнявшись, как будто знали друг друга с детства. Потом она, приподняв голову, взглянула на меня и спросила тихо:
— А откуда ты знаешь…
— Да карты, карты, — перебила я, смущенно собирая в кучу дам, королей и валетов. — Это гаданье такое — особенное. А теперь вот что сделаем.
Я швырнула карты в печь, на угли, где они долго не загорались и тлели, корчась и чернея, а потом вспыхнули ярко и превратились в серый пепел.
Назавтра мы уехали.
1968
СКАЗКА ВЕРОЧКИНОЙ МАМЫ
Верочкина мама всегда страдала отсутствием воображения.
— Я с тобой скоро с ума сойду! — говорила она Верочке, когда надо было придумывать очередную сказку.
— Нет, ты не скоро сойдешь с ума, — успокаивала Верочка, присаживаясь на маленькую скамеечку у маминого чертежного стола.
Верочкина мама была чертежница и работала в конструкторском бюро. Иногда она брала работу на дом.
— Ну, откуда я тебе возьму сказку? — жалобно спрашивала Верочкина мама, прикалывая бумагу к чертежной доске.
— Из головы, — твердо отвечала Верочка.
— У меня уже от этих сказок голова пухнет.
— Не выдумывай! — строго говорила Верочка и придвигалась на своей скамеечке к самой маминой ноге.
— Ну про что тебе рассказать?
— Расскажи про зайчика.
— Ну тогда слушай. Жила была одна зайчиха. Она была уже немолодая зайчиха. Шерсть у нее потускнела, хвостик повис и глаза уже видели не очень хорошо. В молодости она была веселая и хорошая, а к старости стала сердитая и завистливая. Если бы она рассказывала молодым зайчикам сказки, помогала бы им, учила бы их, они бы ее любили, а она только все время сердилась на молодых за то, что они молодые.
Вот однажды эта зайчиха…
— Ну? — спросила Верочка.
— Не туда провела линию…
— Какую линию?
— Нет, это я неправильно линию провела из-за твоих зайцев.
— Ну и что эта зайчиха?
— А эта зайчиха пришла однажды в гости к одному зайчику с белым пятном на голове и сказала ему: «Я к вам очень хорошо отношусь, и я вам вот что скажу: вы знаете худенькую зайчиху, у которой трое зайчат? Она живет на Криволодыженском переулке?» — «Знаю», — сказал зайчик с белым пятном на голове. — «А вы знаете, что она про вас говорит?» — «Нет, не знаю», — сказал зайчик с белым пятном на голове. — А что она про меня говорит?» — «А она говорит, что когда капусту убирали, то вы половину к себе домой свезли и что вы всегда так делаете и потому ковер купили такой красивый». — «Это неправда! — закричал зайчик с пятном на голове. — Я ковер на премию купил, а премию мне дали за хорошую работу», — и заплакал. — А зайчиха уже убежала…
