Поверженный разум. Теория и практика глупости - [42]

Социальный разум = персональный разум + системы общественного взаимодействия + организация власти.

Общество малоумных людей, развратников, невежд, лентяев или тех, кто не способен критически мыслить, не выдержит теста на социальную разумность. Но этот тест не способно пройти и общество, состоящее сплошь из гениев, эгоистов или людей с неукротимым нравом. Общественное использование частного разума — вот что увеличивает интеллектуальный капитал сообщества. Превращаясь в гражданина, индивидуум обустраивается в новом пространстве — городе, который не может быть простым нагромождением замкнутых монад, а, напротив, вынужден быть нескончаемой системой связей, где все влияют на всех, к добру или ко злу. Системы общественного взаимодействия также опосредованы социальным разумом. Ведь очевидна разница между обществом, основанным на диалоге, и обществом, живущим распрями, между щедрым городом и скупым. Наконец, дурное правление может опрокинуть общество в бездну глупости, что всегда трагично, потому что невинные платят за бесчинства владык. Все еще кажется невероятным то, что Гитлер сделал с Германией, Сталин — с Россией, Пол Пот — с Камбоджей и — можно дополнить — Александр Великий — с Македонией, Калигула — с Римом, Наполеон — с Францией, папы эпохи Возрождения — с Церковью и т. д., и т. д., и т. д.

Граждане чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы город обладал значительным интеллектуальным капиталом, чтобы он располагал необходимым разумом для того, чтобы разрешать волнующие всех проблемы. Историю человечества можно увидеть как историю попыток создать наиболее разумные формы сосуществования, а также — ибо это очевидно — как хронику его поражений и побед.

В архаичных культурах город занимал положение над гражданином, к которому он предъявлял требования безграничной покорности. Эта идея не исчерпала себя вплоть до тоталитарных государств прошлого века — оно распределяло между людьми любые права, и оно же могло отобрать их, стоило ему только захотеть. „Государство — все, личность — ничто“, — провозглашал фашизм. Социальный разум начал бунтовать против подобной тирании, защищая права личности, которые ставил выше государства, постепенно исцеляясь от покорности. Так появилась идея неприкосновенного достоинства личности. Запоздавшее достижение. Как удалось прийти к этому? Откуда черпал силы и знания коллективный разум, для того чтобы на свет появилась столь блестящая мысль? Очевидно, из разума сограждан. Они становились частью города, ища наилучших условий для воплощения своих частных целей, своего счастья, одним словом, и не могли допустить, чтобы город был источником бед. В таком случае они старались защититься от Города-тирана, оставаясь внутри Города-добродетеля. Личное счастье состоит в гармоничном осуществлении двух величайших человеческих целей: благополучия и расширения возможностей. Действительно, для достижения обеих целей мы просим помощи города, и город совершает грубую ошибку, если нам ее не предоставляет.

Глупые общества — это общества, в которых существующие убеждения и верования, способы разрешения конфликтов, системы оценок и образ жизни ограничивают возможности частного разума.

Отупевшее или развращенное общество именно к этому и приходит. Как и общество, основанное на привычках и зависимостях, такое, каким — согласно мнению экспертов — является наше общество. Склонность к зависимости, привыканию — культурный феномен. Известный американский исследователь Арнольд Уоштон замечает: „Все больше и больше людей начинают отдавать себе отчет в том, что наша национальная тяга к химическим продуктам — это только часть национальной проблемы аддиктивного поведения: то есть речь идет не только о вреде наркотиков“.

Я часто говорил о том, что сами по себе наркотики — не проблема, а лишь плохое решение проблемы. Уоштон пишет: „То, что мы постоянно стремимся получать вознаграждение ценой зависимости, многое говорит о том социальном контексте, в рамках которого это все происходит: мы массово прибегаем к средствам, изменяющим состояние наших душ, для того чтобы удовлетворить реальные и законные потребности, которые не могут быть адекватно удовлетворены в рамках социального, экономического и духовного контекста нашей культуры“. Нечто среднее между „ментальностью быстрых решений“ и „чувством бессилия“. Анни Готтлиб в своем исследовании, посвященном поколению 60-х годов, озаглавленном „Ты веришь в магию?“, пишет: „Это тот самый кисло-сладкий завет, оставленный наркотиками нашему поколению: желание „пролететь“ над жизнью, полной превратностей. Наркотики были чем-то вроде вертолета, который мог высадить нас в Гималаях, для того чтобы мы насладились видами, избавив от необходимости подниматься самим. Этот опыт оставил нам по прошествии лет жажду экстаза, нетерпеливость в земных делах, неверие в эффективность каких-либо усилий. Тем, кто пошел по тропе, ведущей в мир магии, очень дорого стоило научиться терпению, настойчивости и дисциплине, смириться с изгнанием обратно в наш заурядный мир“.

Я не могу обойти стороной еще одну проблему. Гарантирует ли одобрение общества добродетельность того или иного решения? Категорически нет. Неверно, что большинство всегда право, как неверно и то, что народ никогда не ошибается, как с явным легкомыслием утверждается в политкорректных лозунгах. Озлобленное, завистливое, фанатичное или расистское общество может ошибаться коллективно, и, напротив, отдельный человек может быть прав, в то время как все вокруг не правы. Поэтому, говоря об успехах или ошибках коллективного разума, нам необходимо выбрать некие критерии оценки. Я предлагаю вам следующий: