Поверженные буквалисты - [73]

Раболепных и пустых [людей], подобные имена

Останутся лозунгом, покуда будущее не станет свободным.

В моем переводе:

Мы знаем цену вам, «заслуги боевые»!

Но славные поля, где бился Вашингтон,

Где бился Леонид, – навек места святые:

Не мир там рушили, там был народ спасен!

Как услаждают слух нам имена такие!

Они останутся (среди других имен,

Приятных для рабов, заманчивых для моды)

Бессмертным лозунгом грядущей в мир Свободы!

Будучи противником войн, будучи гуманистом, Байрон восставал и против всякой милитаристской бутафории и демагогии. Это звучит в десятках мест. Но, обличая ужасы войны, он умел разбираться в их причинах. Так, мы читаем:

Two villanous Cassacques pursued the child

With flashing eyes and weapons…

…And whom for this at last must we condemn?

Their natures? or their sovereigns, who employ

All arts to teach their subjects to destroy? (VIII, 92)

Дословно:

Два свирепых казака преследовали ребенка,

Со сверкающими глазами и саблями…

…Но кого, в конце концов, мы должны обвинять в этом?

Их натуру? или их государей, употребляющих

Всякие хитрости, чтобы научить своих подданных уничтожать?

В моем переводе:

Два диких казака, как будто на врага,

Сверкая саблями, на девочку бежали…

…Но кто здесь виноват? кого б мы обвиняли?

Природу? иль царей, умеющих внушать

Безгласным подданным, что надо – убивать?

Негодуя на ужасы войны, Байрон сочувственно говорит о проявлениях личной доблести, о воинском таланте, о пробуждении добрых чувств и т. п. В частности, говоря о Суворове и русских солдатах, он во многих местах подчеркивает эти моменты.

Вот ряд примеров (этими цитатами плюс последующие, относящиеся к другим темам, исчерпываются ВСЕ строки, где Байрон дает характеристику или оценку русских):

Suwarrow, who had small regard for tears,

And not much sympathy for blood, surveyd The women…

…with a slight shade

Of feeling:..

…sometimes a single sorrow

Will touch even heroes – and such was Suwarrow (VII, 69) Дословно:

Суворов, кто мало обращал внимания [букв. – «глядел»] на слезы

И мало имел сочувствия для крови, оглядел Женщин…

…с легкой тенью

Сострадания…

…порою единичная скорбь

Трогает даже героев, – а таковым был Суворов.

В моем переводе:

На слезы и на кровь Суворов далеко

Податлив не был, но…

На скорбных девушек глядел, и в сером свете

Глаз – тень сочувствия была…

…боль одного порой[125]

Героев трогает. Суворов же – герой.

Дальше:

…[Juan] took his place with solemn

Air ’midst the rest, who kept their valiant faces

And levell’d weapons still against the glacis. (VI, 34)

Дословно:

…[Жуан] занял своем место с торжественным

Видом среди прочих, сохранявших смелые лица

И поднятое оружие против гласиса.

В моем переводе:

Вернулся, влился в строй, где каждый, бодр и смел,

На гласис вражеский свой направлял прицел.

Дальше:

Cossacques were all cut…

But perish’d without shivering or shaking. (VIII, 76)

Дословно:

Казаки были все перерезаны…[126]

Но погибли без дрожи и трепета.

В моем переводе:

Их истребили всех…

Но все бестрепетно удел встречали свой.

Дальше:

Was made at length with those who dared to climb

The death-disgorging rampart once again. (VIII, 79)

Дословно:

Оказались, наконец, вместе с теми, кто дерзнули взлезть

На изрыгающий смерть вал еще раз.

В моем переводе:

Попали наконец в тот уголок опасный,

Где русским, лезущим на вал, каленый град

Нес гибель…

Дальше:

The soldiers, who beheld him drop his point,

Stoppd as if once more willing to concede

Quarter… (VIII, 117)

Дословно:

Солдаты, видя, что он опустил свое лезвие,

Остановились, как если бы еще раз попытались оказать

Пощаду…

В моем переводе:

Увидя, что клинок он опустил, солдаты Сдержали свор напор: ему был каждый рад Жизнь сохранить…

Дальше:

’Т is strange enough – the rough, tough soldiers, who

Spared neither sex nor age in their career

Of carnage, when this old man was pierced through,

And lay before them with his children near,

Touchd by the heroism of him they slew,

Were melted for a moment… (VIII, 119)

Дословно:

Это было довольно странно: грубые, жестокие солдаты, кто

Не щадили ни пола, ни возраста на своем пути

Убийств, – когда этот старик был пронзен

И лежал перед ними близ своих сыновей, —

Тронутые героизмом убитого ими,

Смягчились на мгновение…

В моем переводе:

И странно: грубым тем, свирепым солдафонам,

Привыкшим убивать и женщин, и детей,

При виде старика, лежавшего пронзенным

Близ них, средь ими же убитых сыновей,

Жаль стало храброго…

Кстати: две первых строки этого отрывка приводит Кашкин (233, 1,1), уверяя, что столь черными красками я рисую вообще суворовских «чудо-богатырей». Читатель видит, что я перевел точно байроновский текст («солдафоны», конечно, грубей, чем «солдаты», но, учитывая эпитеты оригинала и тройную внутреннюю рифму, вдалбливающую у Байрона эти эпитеты – enough – rough – tough – нельзя говорить о том, что я «переборщил»). Но читатель видит также, что Кашкин, как всегда, вырывает цитату из контекста и замалчивает положительные штрихи, данные на мрачном фоне. Нечестный прием.

Дальше:

In one thing neertheless’t is fit to praise

The Russian army…

…they ravish’d very little. (VIII, 128)

Дословно:

В одном отношении, однако, должно похвалить

Русскую армию…