Поверьте один раз - [29]

— Мы хотели, чтобы откликнулись сатанисты.

— Зачем вы хотели, чтобы откликнулись сатанисты?

— Чтобы узнать про упырей, — Александр тоже стал отвечать бесцветным тоном.

— Для чего вы хотели узнать про упырей?

— Чтобы раскрыть глаза людям.

— Как часто вы посещаете кладбища по ночам?

— Кто вам сказал? — вскакивая, воскликнул Александр. Оперативник сзади тоже вскочил и встал почти вплотную за ним.

— Сядьте, молодой человек. Успокойтесь. Всему свое время. Может, сигарету?

— Нет, я не курю. — Он сел, склонив голову.

— Вы больше не возвращались к Иродину?

— Нет. — Александр поднял голову. — Что мне там делать. А что, похитили нож?

— Да. И его нашли мертвым. — Следователь пристально посмотрел в глаза Александру. — И, по всей вероятности, убитого этим самым ножом. Кстати, как он выглядел?

— Иаред Моисеевич?

— Нет, нож.

— Две рукоятки, раздваивающееся лезвие. Инкрустирован драгоценными камнями. Возможно, и золотом с серебром обработан.

— Вот здесь. Мною прочитано и записано верно. И роспись на каждой странице.

Александр написал и расписался.

— Вы подозреваетесь в убийстве, и пока будете содержаться у нас. — Его вывели на улицу. Посадили в машину и повезли. Приехали быстро. Выходя из транспорта, он увидел обычное здание с зарешеченными окнами.

— А сюда зачем?

— Так положено.

Они вошли, подошли к регистратуре и вместе с вышедшей женщиной пошли по петляющим коридорам.

X.

Порядки в психбольнице, в общем, не отличались от обычных больниц, если не считать толстых стекол и массивной, оббитой чем-то, постоянно закрытой двери. Курить разрешалось только по отведенным часам в определенном месте. Единственное развлечение — цветной телевизор, постоянно показывающий одним зеленым светом, имел право включать только врач, что он и делал примерно два часа в сутки, иногда не включая за чью-нибудь провинность. И выключая в моменты, подозреваемые в неспокойствии, причем понятие неспокойствие трактовалось так вольно, что положенные два часа выполнялись лишь по недосмотру или заинтересованности самих наблюдающих. В коридор выходило пять палат и палата столовой. Палаты, различные по койкоемкости, вмещали где-то двадцать или около того, а где-то пять человек. Общение между палатами не возбранялось. Метод подбора пациентов не поддавался никакой логике и имел полный набор всевозможных вариаций от безнадежно психбольных до призывников, проходящих обследование от военкомата. Безнадежная скука, не взирая на огромное количество народа, прочно обосновалась в палатах. Полосатые халаты, постоянно мелькающие перед глазами, довершали процесс оболванивания. Мерный звук множества шлепающих шагов, от безразмерной обуви, угнетающе и отупляюще вводил в сонное состояние.

— Тебя за что сюда? — спросил невысокий худой мужчина лет сорока, но уже начавший седеть. С густой, давно не бритой щетиной и грубой задубелой кожей.

— В убийстве подозревают.

— А-а. А меня на излечение от хронического алкоголизма положили. Не знай, от чего лечат. Как хотел, так и хочу, даже еще больше. Раньше все эти уколы и всякие медицинские штучки близко не выносил. Сейчас лежу под капельницей, не поверишь, балдею, — он тряхнул головой. — Здесь вообще-то хорошо, жаль курить только разрешают восемь штук в день. Да и то с перерывом в час, а делать нечего и за этот час так наждешься, что кажется пачку в отведенный час выкуришь. Ты случайно не куришь?

— Нет. А что?

— Ты передачи будешь получать, скажи, чтоб курево приносили, врач в свой ящик положит и по восемь сигарет будет в день выдавать. Тебе ничего, а от окружающих почет и уважение. Ну, мне пора. В курилку, время пришло. — Он встал и резво зашлепал к своему развлечению.

Александр откинулся на подушку. «Что бы это все значило? Неужели это случайность? Хотя за пятнадцать тысяч могут без раздумий и убить. За границей, наверно, миллионы долларов стоит. Почему я один, а не с Димой? Ну, конечно. Разделили. Сейчас, наверное, всех опрашивают. А те рассказывают, чем я в последнее время занимался. Могут и впрямь упечь на всю жизнь». Он сокрушенно сложил руки на груди.

«Вчера привезли. Уже полдня сегодня прошло. Никто ничего не спрашивает. Разговаривают словно не с людьми, а с куклой перед укладкой в кровать».

— Что лежишь? Ничего не вылежишь. — Мужик средних лет сел на соседнюю кровать. — Здесь надо общаться с нормальными, а то совсем свихнешься. Ты сегодня на обед вторым эшелоном шел. Зря ты это. У нас полагается каждому свое место знать. Мы здесь подолгу живем, чтоб не свихнуться, некоторые обычаи заводим. Первым эшелоном нормальные идут. За первым столом нормальные, долго сидящие. За вторым попроще. За третьим еще проще. За четвертый — все молодые садятся. Как ты и чуть старше или чуть моложе. А то чего приятного, сядешь есть, а твой сосед тапочку снимет и ей начнет жрать. А то еще чего похуже. Ну, ему, голубчику, конечно, «аминозинчику» пропишут. Но тебе-то от этого не легче. Ну, в общем, думай сам. А ты здесь за что маешься?

— От милиции на обследовании. Убийство подозревают.

— Тут ваших много. Вон, — он показал на двух коренастых средних лет громил. — Два брата, чемпионы по боксу. Оба отсидели по нескольку раз. Очередную обкатку проходят. Буйных здесь нет. Только тихие дебилы, алкоголики, токсикоманы да всякие случайно подвернувшиеся. Ты не куришь?