Повернута на тебе - [36]

– В воде полно крокодилов, которые только и ждут, чтобы их съесть, – говорит Доминик. – Но гну готовы рискнуть даже жизнью, чтобы добраться до зеленых пастбищ на той стороне.

Проходит час. Нерешительная закуска и голодные крокодилы по-прежнему остаются на расстоянии друг от друга, поэтому Доминик поворачивает автобус и находит спокойное место для пикника – возле реки, но подальше от крокодилов. Здесь мы сможем позавтракать.

С нашего довольно высокого берега мы видим около сотни счастливых бегемотов, которые лежат в воде, прижавшись друг к другу. Их розовые животики обращены к солнцу. Шон и Маура вовсю фотографируют их, а я помогаю Доминику выгружать коробку для пикника. Завтрак в саванне состоит из теплых блинов, свежих фруктов и йогурта. В одном огромном термосе – кофе, в другом – апельсиновый сок. Среди чахлых деревьев у края воды летают симпатичные желто-зеленые птицы-пчелоеды, добывая утреннюю еду.

Мы раскладываем припасы на масайском одеяле в синюю и красную клетку.

– Это клетчатый kanga, – говорит Доминик. – Kanga Мак-Масая[41].

Я любезно смеюсь над его глупой шуткой, и от этого он хихикает еще больше.

– Взгляните! – вдруг говорит он, кладет сильные руки мне на плечи и поворачивает меня к стоящей неподалеку акации. – Сиреневогрудая сизоворонка.

Поразительно красивая птица с сиреневым, синим и золотистым оперением поет, будто приветствует нас.

– Боже мой!

Но, пока я смотрю на потрясающую птицу, невольно отмечаю, какая же я маленькая рядом с Домиником и какой он подтянутый. У него совсем нет лишней плоти поверх мощных мышц, и его сильные руки, лежащие на моих плечах, обжигают меня через ткань моей футболки.

– Это так прекрасно.

– О, да. – Думаю, он все еще говорит о птице. – Замечательно!

Шон и Маура присоединяются к нам, а сизоворонка улетает.

– Ой, улетела.

– Мы увидим еще очень много прекрасного, Просто Дженни, – говорит он и слегка сжимает мои руки. – Не беспокойтесь.

А потом снимает руки с моих плеч и обращает все свое внимание на наш пикник. Пока Пэт и Джон уплетают завтрак, я фотографирую Шона и Мауру, которые, переплетя руки, сидят на краю одеяла и улыбаются в объектив. Впервые я чувствую муки ревности при виде столь очевидного счастья. Неужели мне предназначено судьбой провести жизнь в одиночестве, и я никогда не смогу любить и быть любимой?

Мы поглощаем завтрак. Доминик наливает нам кофе и апельсиновый сок, потом начинает хлопотать над Джоном и Пэт, помогая им наполнить тарелки.

Убедившись, что у всех есть еда, он подходит ко мне. Я сижу на удобном камне, который нашла в тени акаций. Доминик садится на корточки рядом со мной. Он сдвигает одеяло с плеч, кладет его на камень, и я пересаживаюсь на одеяло. Постоянная забота Доминика успокаивает меня и согревает мне сердце. Дома, в Англии, найдется немного мужчин, которые ведут себя так же учтиво, как Доминик.

– У вас есть имя масаи? – спрашиваю я.

Доминик кивает.

– Лемасолаи, – говорит он, – что значит «гордый». А мое семейное имя – Оле Нангон. Имя Доминик мне дали христианские братья в школе при миссии, где я учился. – Мой гид смотрит куда-то вдаль. – Мне очень повезло. По закону, каждая семья обязана отправить в школу одного ребенка. Туда должен был попасть мой старший брат, но он не захотел, и вместо него папа послал меня.

– Вам понравилось?

– О, да, Просто Дженни. Я много чему выучился. Я играл в футбол и теперь болею за «Арсенал».

Я смеюсь.

– Вы меня дразните.

– Да нет же, конечно, нет. Это и вправду моя любимая команда. Арсен Венгер[42], Тео Уолкотт[43]. Вперед, канониры[44]! – он громко смеется, и я присоединяюсь к нему. До чего же странно сидеть на африканских равнинах рядом с воином масаи, верным болельщиком «Арсенала»!

Доминик снова становится серьезен.

– Моя семья принесла большую жертву, чтобы послать меня в школу-интернат в Накуру[45]. Четыре коровы. Для масаев это огромные деньги.

– Думаю, оно того стоило, Доминк, – говорю я. – Вы – прекрасный человек.

– Теперь моя очередь сказать вам спасибо. Asante, Просто Дженни.

Он застенчиво улыбается.

Перед нами появляется Шон.

– Фото?

Доминик кивает, обнимает меня за плечи и со смехом притягивает к себе. Шон фотографирует нас и – для истории – записывает: «Доминик Лемасолаи Оле Нангон, гордый воин масаи, и Дженни Джонсон, простой английский парикмахер, сидят в тени акации, укрывающей их от жгучего африканского солнца».

Глава 28

Вот мы и вернулись в лагерь. Под столь желанным душем из бочки я смываю с волос и тела фунт пыли с равнин Масаи Мара. Все мышцы и кости болят от тряски в автобусе, длившейся целый день, звенит каждая клеточка моего тела. Впервые за многие годы у меня ощущение, что я живу в полную силу.

Конечно, здесь некуда включить утюжок для волос, как надеялась Нина, но все же хотелось бы приукрасить себя. А потом приходит понимание, что мне хочется как можно лучше выглядеть для Доминика, и сердце начинает подпрыгивать в груди.

Ужин опять подан на открытом воздухе. Нам предлагают нежную козлятину в сливочном кокосовом соусе. В больших мисках – пушистый рис и горячие чапатти[46]. Доминик со своей огромной счастливой улыбкой, будто приклеенной к лицу, опять ничего не ест, а просто сидит и смотрит на нас.