Повелительница львов - [143]

Будь я там, недолго церемонилась бы с этим молодым человеком, который изрядно попортил мне кровь. Но в моё отсутствие начались колебания да сомнения, и Марчу удалось бежать. Не спрашивайте меня, каким образом, но я полагаю, что и тут проявилась излишняя доверчивость. Казалось, что всё для него потеряно. Подскакав к берегу, он сел на корабль и поплыл в Бургундию, где отдал себя на милость мужа сестры; в 1468 году Карл Бургундский женился на его сестре Маргарите. В спешке Эдуард даже не смог взять с собой Беллу и её выводок. А это и в самом деле был настоящий выводок, ибо она доказала всему миру, что является достойной дочерью Жакетты. До сих пор рождались девочки, но она уже опять была в тягости. Видя, как складываются обстоятельства, она благоразумно покинула Тауэр, где находилась в отсутствие мужа, и переехала в более безопасное убежище — Вестминстерское аббатство.

Будь я в Англии, сделала бы всё возможное, чтобы забрать её оттуда. Не то чтобы я намеревалась причинить ей вред, просто считала её ценным приобретением для последующих политических ходов. Однако меня там не было. Как только пришло донесение, что замысел Уорика заманить Марча на север и там его арестовать удался, граф тут же отправился в путь. Я предполагала, что мы с принцем будем его сопровождать. Но кузен Луи отказался нас отпустить, заявив, что для принца и меня безопаснее оставаться во Франции до окончательного завершения всего этого дела.

Мне стало ясно, что, невзирая на все клятвы над куском Распятия, этот мошенник, мой кузен, не верил ни Уорику, ни мне. Он хотел одновременно иметь и синицу в руке, и журавля в небе. И пока Уорик действовал в Англии, он со всей подобающей пышностью принимал меня в Амбуазе.

Я сильно волновалась, но всё шло в соответствии с нашими замыслами. Сопровождаемый Кларенсом, Уорик высадился в Кенте. Люди со всех сторон прибывали на их поддержку. Лондон распахнул перед ними ворота. Генрих был освобождён из Тауэра, впервые за несколько лет его сытно покормили и под рукоплескания собравшейся толпы усадили на трон. Вот тогда-то Уорик и получил прозвище Делателя Королей. Однако одно дело — «делать» короля и совсем иное — обеспечить его долгое пребывание у власти.

После того как удалось достигнуть этих волнующих успехов, я, естественно, захотела поехать к своему мужу. Но кузен Луи снова воспротивился этому. Я рвала и метала: вопила, рыдала, молила и проклинала, но ничто не могло повлиять на этот холодный рассудок, а уж говорить о сердце и вовсе бессмысленно; Вместо того чтобы отпустить меня в Англию, он отвёз меня в Париж, где мне оказали поистине королевский приём, что, однако, ничуть меня не радовало, ибо мои мысли были далеко. Лишь в феврале 1471 года король Генрих повелительно потребовал, чтобы жена и сын немедленно к нему вернулись, и на этот раз кузен Луи не стал препятствовать моему отъезду.

Однако его согласие объяснялось отнюдь не тем, что он решил уступить Генриху. На его решение повлияли некоторые обстоятельства, о которых он знал, а мы пока ещё нет. Он опасался, что Уорик, положив французские деньги в свой карман, сделает ещё один кульбит и возвратит королевство Эдуарду, чтобы затем начать войну против Франции. Так вот сведения, которые он получил, а мы ещё нет, исключали подобное развитие событий; ланкастерцам требовалось мобилизовать все свои ресурсы, дабы приготовиться к предстоящим трудным испытаниям, а одним из их ресурсов, несомненно, была я.

Ничего не зная о том, что происходит, я испытывала эйфорию, которую не могла омрачить даже перспектива пересечь пролив в зимнюю непогоду. Я поспешила в Онфлёр в сопровождении своих фрейлин, среди которых была и графиня Уорикская, а также принца и принцессы Уэльской и большого количества собравшихся отовсюду ланкастерских лордов. С удивлением и радостью я встретила старого сэра Джона Уэнлока; ему уже перевалило за семьдесят, но он снова решил обнажить меч в защиту моего дела. Обнимая его, я расплакалась. Ко мне также приехали скрывавшиеся в Бретани Маргарита Бофор и её сын от Эдмунда Тюдора, Генри, известный как Генри Ричмондский, хотя его право на отцовский титул так никогда и не было подтверждено. В последний раз я видела его четырнадцатилетним юношей, с тех пор прошло несколько лет, и теперь меня поразило его сходство со своим бедным отцом. Сходство это оказалось, однако, лишь внешним. Он ничего не унаследовал от выдающейся личности отца и казался замкнутым, напуганным всем происходящим. Почти всю жизнь он провёл в изгнании, поэтому в этом не было ничего удивительного. Но я обняла его с нежностью. Он приходился мне достаточно близким, хотя и не прямым родственником: как сын Эдмунда и — в равной степени — как сын Маргариты был моим племянником. Что ещё более важно, я подумала, что он, возможно, окажется полезен моему Эдуарду, когда тот взойдёт на трон.

24 марта, на следующий день после моего сорок первого дня рождения, хотя небо и мрачно хмурилось, мы сели на корабль. Но едва судно вышло из гавани, как подул северный ветер и нам пришлось лечь в дрейф. Но теперь, я переносила качку гораздо лучше, чем двадцать шесть лет назад, и готова была перенести даже шторм, лишь бы достичь английского берега. Однако ни один корабль не может плыть против ветра, и нас отнесло назад. В течение последующих трёх недель мы ещё дважды выходили из гавани, но ветер упорно продолжал дуть с северо-востока. Небеса ясны, в ослепительной синеве ярко сверкает солнце... но корабль не двигался. Какая досада!