Повелительница львов - [131]

Это бурное совокупление вытеснило из моей головы все мысли о побеге; когда он наконец позволил мне лечь рядом с собой, я была совершенно разбита. Конечно, нечего было и надеяться на то, чтобы страсть и выпитое пиво могли довести его до подобного же состояния. Поэтому первой моей мыслью было попробовать заручиться его поддержкой.

   — Отведи меня к шотландцам, Дикон, — предложила я, — и будь отныне моим верным слугой.

Он со смехом перевернул кувшин, оказавшийся совершенно пустым.

   — Тебе не нравится моё предложение? — спросила я, садясь.

   — Ты королева, — ответил он.

   — Разве я не удовлетворяю тебя как королева? И разве я не доказала, что настоящая женщина?

   — Сомневаюсь, чтобы среди королев сыскалась какая-нибудь лучше тебя, — ответил он. — Но ты единственная, которую мне удалось попробовать. Как женщина ты не так уж плоха. Но я знавал лучших.

Если бы взгляды могли убивать, этот негодяй был бы мёртв в тот же миг, но он даже не смотрел на меня.

   — Ты просишь отвести тебя к шотландцам, но ведь они сразу же повесят меня, — продолжал он. — К тому же шотландцы большие скареды. Но если бы они даже и заплатили мне хорошие деньги, ваше величество, как только я перестал бы быть полезным, ты сразу же отделалась бы от меня. Нет, нет, конечно, мы оба будем помнить о нашей приятной встрече, но отныне наши пути расходятся.

   — Ты хочешь покинуть меня здесь, с принцем? — спросила я, не зная, радоваться ли мне или огорчаться.

   — Покинуть свою королеву? Никогда. — Последовал взрыв грубого хохота. — Я отведу тебя туда, где тебе окажут самый радушный приём. Клянусь Богом, я отведу тебя к самому королю Эдуарду. Тут-то я и смогу огрести хорошие деньги, И мне не придётся делиться ими с этими олухами. Потому-то я и забрал тебя с собой. Ха-ха. — Он спустился к воде и, пригнувшись, стал, пить, шумно прихлёбывая.

Сомневаюсь, что хоть какой-нибудь женщине наносили подобное оскорбление. И я знаю, что подобное бесчестье не приходилось терпеть ни одной королеве. В конце концов, я сделала всё возможное, чтобы удовлетворить его желание, хотя всё моё существо противилось этому. А затем была отвергнута, точно ничем не лучше всякой другой женщины!.. Это возмутило меня даже сильнее, чем его намерение передать в руки врагов. Со всех сторон мне грозила погибель. До сих пор мои мысли вращались исключительно вокруг двух возможностей: бежать или, обольстив этого неотёсанного мужлана, превратить его в своего верного слугу. Было очевидно, что вторая возможность отпала, вряд ли можно было рассчитывать и на то, что мне удастся бежать от такого ражего детины, способного перепить кого угодно. Оставался один-единственный выход.

Всякий, кто по воле случая прочитал эти мои записки, без сомнения, уже убедился, что под красивой, типично женской грудью было сердце настоящего мужчины. Как часто я стремилась повести моих солдат в самое пекло сражения и, возглавляя их, победить или умереть! Но меня, всегда отговаривали мои советники-мужчины, напоминая о моём долге перед королём и грядущими поколениями в лице моего сына. Но я хорошо сознавала, что если сейчас не поступлю, как подобает герою, то навсегда потеряю и короля и сына, да и сама буду обречена на верную гибель.

Я не колебалась. Как бы там ни было, этот человек — закоренелый преступник, разбойник, предатель, убийца... к тому же он посмел надругаться над своей королевой. Моя ярость усугублялась тем презрением, которое он выказывал к моим физическим способностям, без всякого опасения повернувшись ко мне спиной. Я схватила обеими руками его валявшийся на земле меч и со всей силой опустила на шею пьющего негодяя!

Не издав ни звука, он повалился вперёд, в воду. Но по отсутствию крови я заключила, что он не мёртв; я отнюдь не отсекла ему голову, как намеревалась, а только оглушила его; это и понятно, ведь я никогда не училась владеть мечом.

   — Хороший удар, мама, — похвалил меня принц, видимо всё это время наблюдавший за нами. Момент был неподходящий для того, чтобы смущённо оправдываться принц, во всяком случае, не проявил никакого замешательства, встав рядом со мной. — Но я сомневаюсь, что он мёртв. Почему бы не пристрелить его?

Я посмотрела на Дикона, лежавшего лицом в воде, а затем на сына.

   — Я не знаю, как заряжать арбалет.

   — Зато я знаю, — сказал он, лёг на спину и напряг ноги, чтобы натянуть тетиву, а затем протянул мне заряженное оружие. — Целься между лопаток, — посоветовал он.

Так я и сделала, и, хотя отдача опрокинула меня на спину, результат оказался вполне удовлетворительный. Приподнявшись, я увидела, что стрела наполовину вошла в тело Дикона; вода вокруг несчастного малого окрасилась в цвет крови.

   — Хороший выстрел, — объявил Эдуард и взял у Меня оружие. — Однако тебе придётся выстрелить ещё раз. — И он снова принялся заряжать арбалет.

   — Ты уверен, что он ещё жив? — спросила я:

Тело Дикона слегка покачивалось на мелководье, но, зацепившись за упавшую корягу, не уплывало. Я не сомневалась, что к этому времени он уже захлебнулся.

   — Надо удостовериться, что он мёртв, — заявил мой развитый не по годам сын. Я думаю, что ему нравилось управляться с арбалетом. Во всяком случае он заставил меня ещё дважды выстрелить в груду неподвижного мяса. — А теперь, мама, — сказал он, — пожалуйста, оденься. Неприлично ходить нагишом, к тому же ты можешь простудиться.