Повелитель первого. Долгая ночь - [10]

— Почему?

— Из-за того, что увидела в твоих красных кошмарах. Я знала, что смогу смягчить твою боль. Я не в силах обучить тебя, как обуздать Дар, но могу не дать ему убить тебя.

Его ответ, агрессивный от злости, напоминал брошенный во тьму клинок. Он почувствовал, как слова срываются с языка, словно метательные ножи, и ранят ее, но злоба лишила его даже того малого чувства вины, которое он мог испытывать.

— Это такая игра, в которую ты играешь с пленниками Первого Легиона? Жалкая попытка породить благодарность к союзнику моих пленителей? План сломить меня не лишениями, а добротой?

— Нет. Дело не в этом. Ни в одной из этих причин.

— Тогда почему? Почему ты это делаешь?

Она не дрогнула перед лицом его ярости.

— Послушай себя, Яго. Ты не можешь ощущать благодарность без подозрений. Не можешь даже понять, с чего кому-то помогать другому человеку, которому больно. Твой родной мир отравил тебя.

— Это вообще не ответ.

— Не для тебя, нет. Яго, ты сломленная душа, постоянно думающая о себе. Постоянно судящая себя. Ты утратил право судить кого-либо еще.

Ее слова обрушились на него, словно удар по голове. Он слепо уставился во мрак, как будто мог увидеть ее там, однако она ушла из его сознания. На этот раз — впервые — он последовал за ней, простирая нетренированное инстинктивное чутье, которое клялся никогда не использовать.

Но она исчезла, и его незримая хватка зацепила лишь безмолвную пустоту.

* * *

Шли дни изоляции. Боль была настолько резкой, что он сходил с ума и безумно бормотал, а изо рта медленно, нитками текла слюна. От давления внутри головы у Севатара кружилась голова, и его тошнило. Он лежал в центре своей камеры, пальцы на левой руке подрагивали в приступе очередного мышечного спазма.

Боль выходила за пределы чувств — она была настолько ужасна, что становилась слышимой. Горячее и влажное двигалось по изнанке черепа, скребясь и визжа, как ногти по фарфору. Перед глазами была одна лишь краснота. Единственный вкус, который он ощущал — кровь.

Порой, в окрашенных мукой снах, он слышал, как кричит девочка. Когда он звал ее, она никогда не откликалась.

Дверь открывалась и закрывалась, открывалась и закрывалась. Он не знал, сколько раз. Он не улыбался пленителям и не тянулся к ведрам с кашей, которые они оставляли.

— Яго. Ты еще жив?

Он не стал подниматься. У него были силы, но каждое движение будоражило болезненный жар внутри головы. Ответ сполз с его губ.

— Еще жив, хотя бывали дни и получше.

Боль начала стихать. Он не знал, делала ли Альтани это осознанно, или же это был просто эффект от ее голоса в его сознании. В тот момент ему было все равно.

— Благодарю тебя.

Впервые за много лет он произнес эти слова в буквальном смысле.

— Я не был уверен, что ты вернешься.

— Он поймал меня, Яго.

И тогда Севатар услышал это — некую напряженность в ее голосе, которой не было раньше. Какое-то новое ощущение дискомфорта. Оно сосредоточило его, свело блуждающие мысли в единый клинок концентрации. Несмотря на тошноту, он медленно и плавно сел.

— Кто тебя поймал?

— Мой надзиратель. Магистр Хора и Первый Голос. Он почувствовал нашу связь. Я думала, что достаточно осторожна…

— Тише.

Его речь же не была заторможенной. Интонация стала столь же холодной, как и его сосредоточение.

— Они наказали тебя, так ведь?

— Да. И не в первый раз. Но теперь все кончилось.

— Расскажи мне. Расскажи все.

— Нет времени. Они идут за тобой. Они заберут тебя и твоих уцелевших братьев на тюремный транспорт.

— Нет.

Севатар оказался на ногах, даже не осознав, что собирается подняться. Пальцы на сильных руках — руках убийцы — скрючились, словно когти. Ему не хватало алебарды, но он убил множество мужчин и женщин и без нее.

— Нет. Я не уйду с этого корабля, пока ты не скажешь мне, что они с тобой сделали, Альтани.

— Нет времени! Они идут!

Его голос стал свирепым и хищным, голодным, словно безглазые белые акулы из самых черных бездн Нострамо. Произнося слова и дотягиваясь до ее разума — по ощущениям это было все равно что вдыхать запах или вызывать воспоминание — он воспользовался связью, чтобы погрузить собственные мысли в ее далекое сознание.

++ Скажи мне.++

Он почувствовал где-то в другом месте ее тело — оболочку с разбитой плотью и сломанными костями. В этот миг он понял, что они с ней сделали.

— Это она! Она!

— Держите ее..

Он почувствовал абсолютно человеческую панику, когда тебя избивают, а ты беспомощен и слеп, неспособен заслониться рукой от падающих ударов. Почувствовал, как хлыст, треща от электрических разрядов, хлещет по неприкрытому броней телу.

Почувствовал, как что-то подается в позвоночнике, со скрипучим хрустом сдвигается с места, а дальше следует онемение.

Он знал все. Они бичевали ее семь дней и семь ночей. Она больше не могла ходить, но даже парализованной оставалась полезна — астропат не нуждается в ногах, чтобы петь свою несущуюся по варпу песню.

Севатар почувствовал, что от вида такой расправы у него растягиваются губы. Это был омерзительный приговор, который, быть может, подошел бы безумцам из марсианского Механикума, известным своим обыкновением поступать таким образом с непокорными рабами.