Повелитель охоты - [47]

Я смотрю на него, ничего не понимая, не в силах отвести от него взгляда. Если б я когда и смогла забыть, то я снова знаю, знаю, знаю. Это воля, это предопределение; они отталкивают меня и притягивают, делят меж собой найденное, делят меня.

Не испытывая боязни, я его разглядываю. Мне кажется, что он принадлежит к неизвестной или забытой, полной загадок породе.

— Не будь этого запаха — а на тамошних полях, где нет ни одного дерева, даже карликовой пальмы, запах силен и стоек, особенно когда это запах мазута, пороха, людей и прочего, он долго витает в воздухе, — не будь этого запаха, никому бы и в голову не пришло, что тут что-то произошло, что еще совсем недавно здесь кто-то побывал. Остались только солнце, ветер и тишина, как прежде. И этот запах. Что было потом, я вам сказать не сумею. Наверно, я ушел; искал что-то, а что, сам не знаю. А когда вернулся, уже спустилась ночь. Я улегся на прежнее место — точно туда же, неподалеку от Хакима, который все еще спал там, не просыпаясь (но я же говорю, была уже ночь), — улегся, твердя себе, что мне повезло. Мне и вправду повезло — снова оказаться подле него после всего, что произошло. Ведь я запросто мог заблудиться посреди этой ночи, не отыскать обратной дороги, не набрести на него, разве не так? Да пусть бы мне рубили руку, я и то не сумел бы сказать, где был, откуда вернулся. И вот тогда-то — я имею в виду, утром — случилась странная вещь! Хаким исчез! Его уже не было на прежнем месте, рядом с которым я лежал! Его не было нигде. Крестьяне ушли в свою деревню, а его с ними не было. Я спросил у них, где он, но они не смогли ответить. Я сказал себе: они просто не хотят говорить. Но сколько я ни осыпал их проклятиями, я так ничего от них и не добился. И вот я здесь. Я хочу знать, когда он вернется.

Слыша это, я прислоняюсь к стене, держусь за нее. Я хочу знать, когда он вернется, говорит он. Неподвижная, спокойная, с широко открытыми глазами, я сама себе кажусь статуей — спокойной-спокойной.

— Так в котором часу он вернется, госпожа Марта? Уж вы-то должны знать.

Видя, что я не собираюсь ничего отвечать, он принимается беззвучно смеяться. Подходит ко мне неслышными, крадущимися шагами, слегка наклоняется, заглядывая мне в лицо снизу.

— А, так вы хотите сделать мне сюрприз?

Продолжая улыбаться, он принимает заговорщицкий вид, и это уже не впервые с тех пор, как он начал свой рассказ, с тех пор как устремил на меня свой пристальный взгляд.

Не меняя положения, дыша медленно-медленно, я наблюдаю за ним.

— Неужели это не так, госпожа Марта? — говорит он, понуждая меня к ответу не только своей настойчивой улыбкой, но и яростным немым зовом глаз.

Он стоит и ждет.

— Неужели это не так, госпожа Марта?

Я качаю головой.

— Как? — говорит он.

— Он не вернется.

— Может, завтра?

— И завтра тоже.

— Когда же?

— Он никогда не вернется.

Отпрянув назад, он тотчас выпрямляется.

— Да полно вам, госпожа Марта. Вы хоть отдаете себе отчет в том, что говорите? Что-то не похоже. Вы надеетесь, что я приму это за чистую монету? Скажите лучше, что вы не хотите, чтобы я знал.

— Да, не хочу.

— Почему?

У него лицо несправедливо обиженного ребенка, который никак не может забыть обиду.

Заключив, похоже, по моему виду, что я не расположена что бы то ни было добавлять, он отходит, берет стул. Садится на него верхом, как любит это делать, но спиной ко мне. Я все так же стою, прислонившись к стене, заложив руки за спину.

Оба мы неподвижны и храним молчание.

В конце концов я решаюсь подойти к нему. Окаменелость статуи прошла, но внутри у меня по-прежнему все застывшее, оледенелое. Застывшая, оледенелая, я преодолеваю те несколько шагов, что нас разделяют.

Кладу руки ему на плечи.

— Возможно, лучше было бы, чтобы вы этого не знали, но Хаким умер. Вы слышите меня, Лабан? Он умер.

Не оборачиваясь, сохраняя спокойствие, он отвечает:

— Уж от вас я этого не ожидал, госпожа Марта.

Я поспешно убираю руки с его плеч.

— И тем не менее это правда.

— Говорю же вам, что я был с ним! Нет, я никак не могу принять ваши слова всерьез.

Помолчав немного, он добавляет:

— Скажите мне, что вы просто не знаете, когда он придет, — в это я еще могу поверить. Но рассчитывать, что я проглочу такое… Нет, уж простите меня, но вы, по-моему, не представляете, что вы говорите. И что делаете, А если он еще не пришел, то я догадываюсь почему.

Я не в силах сдержать стон.

Однако вместо того, чтобы поделиться со мной своей догадкой, он безмолвствует. Лишь спустя долгие минуты я слышу:

— Госпожа Марта, вам известны только те нищенствующие братья, которые на виду. Так вот, есть множество других, которых не видно! Этих вы не знаете. В эту минуту Хаким Маджар с ними, готов спорить на что угодно! Он ушел с ними, но он вернется, и вы, если б знали это, не говорили бы того, что сказали сейчас.

Снова пауза. Такая же долгая, как предыдущая.

— Мне повезло, что я вернулся туда один сквозь эту ночь, что оказался рядом с ним, лег подле него. Мне здорово повезло.

Си-Азалла говорит:

Я пришел к нему снова, не смог удержаться. Сколько всего еще нужно вытащить на свет божий, Господи, сколько всего!

Он говорит: