Повелитель крыс - [106]
Еще Григорий понял, что Франтишек и все прочие говорили отнюдь не по-английски. Приглядевшись повнимательнее, он начал замечать, что их губы артикулируют не те слова, что они произносят, и у него появилось большое подозрение, что все они говорят на том самом таинственном языке, на котором он заклинал грифона. Интересно, не на этом ли языке заговорит он сам, если откроет рот?
Вверху захлопали крылья, и в комнате появился Фроствинг. Григорию было крайне неприятно видеть грифона наяву, а еще более неприятно было наблюдать разительную перемену в габаритах чудовища. Фроствинг, скажем так, «во плоти» ростом едва доходил Григорию до пояса. Правда, так ли это было на самом деле, сказать было трудно, поскольку грифон простерся ниц перед вставшими клином людьми, а более всех — перед Петером Франтишеком.
— Объясни мне это, мой милый маленький оборванец. Объясни, почему обе мои ипостаси живы?
Каждое движение Франтишека, каждый его жест, каждую гримасу в точности копировал каждый из тех, кто составлял клин. Каким-то непостижимым образом сознание повелителя наполняло каждого из них. Но еще более ужасало Григория то, что он чувствовал: где-то еще притаились другие, их множество, и их разум соединен с разумом тех, кто стоял клином напротив него.
Повелитель Фроствинга возродился в виде коллективного разума.
Грифон поднялся, а Тереза в страхе застонала. Григорий прижал ладонь к ее губам, но опоздал. Снова все взгляды обратились к нему. Даже глаза моргали в унисон. Даже брови у всех одинаково нахмурились.
— А еще объясни, откуда он знаком с этой женщиной?
Все они до единого говорили с интонацией, свойственной Франтишеку, — может быть, потому, что он являл собой острие клина, но Григорий удивлялся тому, почему лидер этого одноголосого хора не узнает его. Наверняка воспоминания Петера Франтишека были открыты тому, кто сотворил грифона. А если по какой-то причине они были закрыты, сам Фроствинг мог уже давным-давно оповестить своего господина о существовании Григория.
Следующие же слова демонического создания только укрепили уверенность Григория в том, что между господином и слугой существовала некая недосказанность.
— О великий, о мой достославный создатель! — начал Фроствинг в подобострастной манере. — Я вынужден признаться в полном неведении на сей счет. Это такое потрясение для меня, мой повелитель! Я видел, как вы умирали, потому и принялся за осуществление вашего великого и славнейшего замысла, и ни разу я не позволил себе обернуться и посмотреть, а вдруг что-нибудь не так, как ему следовало быть? Даже не возьмусь толковать, как это вы вдруг появились здесь душой… — грифон махнул крылом в сторону тех, кто стоял клином, — …и телом. — Тут грифон махнул крылом в сторону Николау. — Если пожелаете, я могу убрать этого никчемного с ваших глаз долой в одно мгновение!
Григорий не знал, что удручает его сильнее: наглая ложь того, кто, по идее, был верным слугой своего повелителя, или огоньки, которыми зажглись глаза каждого из тех, кто стоял напротив него.
— Нет, мой милый Фроствинг, — проговорили они нараспев. — Пока не нужно.
Грифон поклонился и попятился, но не ушел.
— Похоже, я должен знать тебя, — вновь хором заговорил людской клин. — Похоже, мне должна быть известна и причина того, почему ты находишься здесь, но вот этот, — тут все указали на Франтишека, включая и его самого, — хоть и самый достойный из всех по форме, но он лишен всяких воспоминаний. — Все взгляды устремились к грифону. — Но я требую ответа еще на один вопрос.
Фроствинг приобрел еще более униженный вид, но Григорий чувствовал: под маской подобострастия бушуют совсем иные чувства. Что же задумал этот каменный плут?
Взгляд легиона глаз вернулся к Григорию.
— Известно ли тебе, кто мы такие, о мое драгоценное тело?
Что-то было в их взгляде такое, от чего у Григория мурашки по коже побежали. Он шагнул в сторону, заслонив собой Терезу, и встретился взглядом с Франтишеком.
— Я знаю, кто я такой. Я — Григорий Николау. Я — это я и никто иной.
Хор одноголосо рассмеялся. Даже Фроствинг позволил себе негромко хихикнуть, но стоило стоявшим клином людям зыркнуть в его сторону, и он тут же заткнулся.
— Ты — это не ты, а скорее я, Григорий Николау. Каким образом я пережил свою смерть и стал тобой, вызывает у меня определенный интерес, тем более что время твоего появления столь дивно совпало со временем моего пробуждения. Мне также любопытно узнать, как ты прожил все эти годы. О да, милый мой я, нам о многом надо будет потолковать.
Франтишек потер подбородок, но, что удивительно, остальные этого не сделали.
— Многое надо будет обдумать.
Григорий подозревал, что его скорее всего изгонят с этого сборища, но пока это не произошло, он хотел кое о чем узнать.
— А ты кто такой?
— Кто я такой? Неужели ты забыл собственное имя? — Послышалось хихиканье, напоминавшее смешок Фроствинга. — Я… мы с тобой… ты и я, мы — Михась. Наверняка ты не мог забыть столь великое и славное имя!
Стоявшие клином люди с серо-голубыми глазами недоверчиво взирали на Григория.
— Ни имя, ни все вы для меня ровным счетом ничего не значите!
Ричард Кнаак — достойный ученик «профессора Толкина». Человек, который сумел воспринять принципы толкиновской школы фэнтези практически дословно — и создать на их основе свой собственный, личный мир.Мир, в котором маг Кейб Бедлам и его супруга Гвендолин снова и снова оказываются втянутыми в войны «меча и магии»…Мир, в котором в полные покоя, солнцем залитые волшебные земли вторгаются безжалостные волки — рейдеры, не знающие пощады и владеющие ужасными колдовскими секретами…Мир, в котором отважный Уэллен Бедлам отправляется во главе горстки смельчаков на дальний, легендарный континент, где, как гласит сказание, правит сильнейший из живущих ныне драконов — Пурпурный…Где-то в стране Пурпурного Дракона таится, сказано, Книга драконов — ключ к тайнам великой волшебной Силы.
Страшный вой прокатился по перевалу.Огромная тварь с восьмью лапами, похожая на волка, свалилась рядом с ним.Не будь он чародеем, то его сразу бы сожрал зверь с четырьмя ярко-зелеными глазами и острыми, как нож, когтями. Безобразное существо, смахивающее на волка, отбросило его, но Ронин, наложивший чары на свою одежду, чтобы защититься от непогоды, оказался твердым орешком. Коготь зацепил плащ, чтобы порвать его, но сам обломился.Серая шерсть встала дыбом, тварь взвыла. Когда-то Ронин сделал открытие — заклинание, не раз спасшее ему жизнь.Изумрудные глаза ослепила какофония света.
Никто не может знать наперёд, куда заведут его поиски таинственных сокровищ. Никто не может быть уверен в том, что удачно преодолел все препятствия на своём пути в пещерах, полных магических ловушек. Вряд ли об этом задумывался Норрек Вижаран, когда в компании двух своих друзей нарушил покой гробницы в поисках несметных богатств. Знал ли он тогда, что тот, чей сон так бесцеремонно потревожили, ещё напомнит о себе? Ведь хозяин гробницы — могущественный Бартук, легендарный Кровавый Полководец, — спрятал здесь самое ценное, что у него было, — магические доспехи, жаждущие крови.
От начала времен небесное ангельское воинство и орды демонов из глубин Преисподней ведут нескончаемое сражение за будущее всего сущего. Ныне это сражение развернулось и в Санктуарии – мире людей. Преисполненные решимости склонить человечество на свою сторону, силы добра и зла ведут тайную войну за души смертных. Это история Войны Греха – конфликта, который навсегда изменит судьбу рода людского. За три тысячи лет до того, как Тристрам окутала тьма, Ульдиссиан, сын Диомеда, был простым крестьянином из деревушки Серам.
Эра драконов завершилась. Древних стражей Азерота, пытающихся найти свое новое предназначение, терзают сомнения. Но труднее всех приходится Калесгосу – младшему из бывших Аспектов драконов. Разве могут он и ему подобные, потеряв свое могущество, еще хоть чем-то помочь этому миру? Ответ таится в далеком прошлом, во времени, когда небесами правили свирепые создания, называвшиеся протодраконами. Обнаружив в сердце Нордскола таинственный артефакт, Калесгос увидит происходившие в ту жестокую эпоху удивительные события из жизни первых Аспектов: Алекстразы, Изеры, Малигоса, Нелтариона и Ноздорму. Еще в своем примитивном первоначальном облике будущие защитники Азерота должны были объединиться против Галакронда – кровожадного существа, которое поставило под угрозу само существование их вида.