Поведай сыну своему - [39]

Много раз Мендл пытался подсчитать, сколько же бомб несет на себе самолет и сколько самолетов нужно иметь, чтобы использовать такое огромное количество шкас, и каждый раз он от усталости терял нить и так и не смог, даже примерно, оценить эту устрашающую силу. Она казалась ему огромной.

Конечно же, после всего того, что он видел на заводе, не могло быть никаких сомнений в непобедимости Красной Армии. И он верил каждому слову, сказанному по этому поводу по радио, на митингах и написанному в газетах. Вот только - Финляндия... Наум... Как это могло случиться?

Чего-чего, а у Менделя было масса времени, чтобы размышлять, думать, вспоминать. Восемь часов на ногах.

Почти неподвижно, на одном месте удерживать руками дрожащий, дребезжащий очередной длинный шкас, зажатый внизу в тисках, пока мастер склепывает его. Потом разжать тиски и закрепить его в другом положении.

Порой ему казалось, что он обречен на пытку оставаться неподвижным в раскалывающем мозги окружающем треске подобно связанному по рукам и ногам легендарному бунтарю Пугачеву, которому, после его поимки, методично спускали на лоб по одной капле воды. Придя после завода в институт, он часто засыпал на лекции от усталости. Поэтому он старался занимать место где-нибудь подальше от кафедры, чтобы не быть замеченным.

Постояв так с месяц у станка, Мендл попросил своего мастера:

- Дядя, Савва, пожалуйста, дайте поработать с молотком.

Но дядя Савва был неумолим.

- Эге, друг! Тебе еще трубить и трубить в учениках. Ты думаешь ставить заклепки что тебе картошку сажать? Нет, брат, ошибаешься. Шкасы должны срабатывать точно и сбросить бомбу в определенный момент. Соберешь с перекосом - и вот тебе отказ. А еще ОТК ставит клеймо, по которому и видно, кто допустил брак. И тут-то к ответственности привлекут кого? Не тебя, конечно. Какой с тебя спрос-то?

Менделю оставалось тяжело вздохнуть и браться опять за свое дело.

В недавнем прошлом положение его вдруг оказалось просто критическим.

Он уже был на втором курсе и все вроде шло более или менее нормально. Получил он, вместе с Сережей и Петром, место в общежитии, где, конечно, условия жизни были неизмеримо более благоприятными. Учился он средне, но этого было достаточно для получения стипендии, хотя один раз пришлось все-таки пересдавать пресловутую химию.

И вдруг, откуда ни возьмись, опять возникла угроза остаться без средств для продолжения учебы в институте.

Еще в сентябре сорокового, когда Мендл был на первом курсе, пришло известие о том, что Гитлер напал на Польшу. Тогда никто еще не думал и не верил в то, что это начало неслыханного мирового пожара. Потом Финляндия, раздел польских земель между Германией и СССР. А вслед за этим, словно снежный обвал, - падение Чехословакии, Голландии, Бельгии, Франции...

Страна насторожилась, напряглась, и все, что можно и что нельзя, поставлено было в подчинение главной задаче - защитить ее от возможной агрессии, несмотря на мирный договор с Германией.

Газеты и радио стали усиленно готовить население к новым жертвам, которые необходимо принести для повышения обороноспособности страны.

Одним из первых шагов был призыв в армию студентов 1921 года рождения. А через год и другое, что тоже касалось студенчества.

Сначала шумная кампания, направленная против нерадивых, несознательных студентов. Народ и страна создают им все условия для успешной учебы, а они не проявляют необходимого чувства ответственности перед страной, не посещают регулярно лекции, ведут образ жизни, не совместимый с моральным кодексом советской молодежи. К обсуждению этого вопроса на страницах газет привлекались представители самих различных слоев населения и в первую очередь рабочие и крестьяне.

И вот, наконец, постановление правительства, которое вынудило значительную часть студенчества оставить учебу. Оно гласило о том, что право на стипендию имеют лишь студенты-отличники.

Мендл решил перейти на вечерний факультет, а днем работать. Еще, слава Богу, администрация института не требовала освобождения места в общежитии в связи с переходом на вечерний факультет. На вечернем отделении химического факультета не было и, следовательно, можно поменять специальность. Однако найти постоянную работу было непросто. У многих руководителей уже создалось определенное отношение к студентам, и их на работу старались не принимать.

Ульяна оказалась верным, надежным товарищем. Как только она узнала о новом постановлении, она примчалась в общежитие к Менделю и предложила ему пойти на тот же авиационный завод слесарем-учеником. Зарплата ученика на оборонном заводе вдвое превышала размер стипендии.

Сама она еще летом при попытке поступить в гидромелиоративный институт набрала такое количество баллов, которое позволяло ей быть зачисленной лишь на вечерний факультет, чем она и воспользовалась, оставаясь работать на авиационном заводе.

Всю зиму Мендл так и простоял учеником, пока, наконец, дядя Савва не разрешил ему взять пневмомолоток в руки и собрать пару шкасов. Так постепенно он стал самостоятельно выполнять эту работу за соседним свободным верстаком.