Потому что люблю - [50]

Шрифт
Интервал

Зачем гадать? Вот сейчас зайдет к командиру и все узнает. Белый не любит ребусов. Раз-два — и все у него на своих местах. Муравьев не успел появиться в полку, как на второй день Белый посадил его в спарку и сделал два провозных полета. Сам. Работой Муравьева он остался доволен; и когда оба, вымывшись под душем, шли в столовую, Белый подвел черту:

— В следующий раз — полет над аэродромом. Покажешь, что умеешь.


…«Следующий раз» был сегодня.

Муравьев — первоклассный летчик и умел многое. Но накануне вечером просидел несколько часов кряду в тренажной кабине. Он «проигрывал» будущий свой полет, стараясь четко зафиксировать в памяти линию движения машины в пространстве. Ему казалось, что связки между фигурами вялые и растянутые, а они должны быть естественным финалом одной фигуры и таким же естественным началом другой. И все повторялось сначала.

Он ушел отдыхать лишь после того, как почувствовал в теле послеполетную усталость. Ему вдруг захотелось вытянуться и уснуть. Но когда он лег, перед глазами снова замельтешила схема полета, расплываясь где-то в самом начале бесформенными рукавами. И лишь когда он усилием воли все же преодолел этот трудный рубеж и ясно представил, что надо делать дальше, пришли успокоение и крепкий сон.

Спустя два дня он снова наткнулся на этот трудный рубеж, но теперь уже в воздухе, и улыбнулся пустячности затруднения — машина сама логично и естественно замкнула дугу и так же естественно вошла в следующую фигуру. Ему тогда очень захотелось насвистеть какую-то мелодию, но половину лица плотно закрывала кислородная маска.

Что же все-таки за сюрприз ожидает его у командира? Если Лена, то почему так доволен Женька? Даже если бы она и заявилась, Женьке от этого ни холодно ни жарко.

…Когда Муравьев вошел в кабинет командира, Белый встал из-за стола, шумно отодвинул стул, стал рядом, помолчал, собираясь с мыслями, и, хлопнув Муравьева ладонью между лопатками, сказал:

— Садись, если хочешь.

— Постою.

— Летал нормально. Круто. Иногда — на предельных углах. Но нормально. Это я и хотел видеть. Закуришь?

— Бросил. Уже три года не курю.

— Ну? — Удивление командира было искренним, глаза его округлились и стали совсем выпуклыми. Кустистые брови размахнулись, как два крыла перед взлетом. — И ни разу не закурил?

— Пробовал. Теперь неприятно.

— Гипноз? Или таблетки?

— Просто бросил.

— Вот бы мне… Кашель. Ну ладно, не об этом речь. Открою тебе карты. Наш полк будет принимать участие в воздушном параде. Воздушный бой, групповой пилотаж, индивидуальный. Будешь у капитана Шелеста дублером на индивидуальный пилотаж. Ясно?

— Спасибо, Роман Игнатьевич, за доверие.

— На здоровье. Но учти: дублер — это не вторая роль. В любую минуту можете поменяться. Шелест в испытатели рвется. Теперь все зависит от него, покажет себя на параде — лучшей рекомендации не надо… Сегодня ты летал здорово. Прямо позавидовал. Уже не все смогу…

— Это потому, что я не курю.

— Это я знаю, почему, лучше твоего, — ворчливо перебил его Белый. — А курить бросить мне не мешало бы. Написал Лене, что временно здесь?

— Нет еще.

— Напиши. Может, в отпуск приедет. Или еще как. Надо, чтобы все было по-людски.

— Ясно.

— Вечерами что делаешь?

— Читаю.

— Что-нибудь интересное?

— Фейербах.

Белый крякнул от неожиданности, исподлобья посмотрел на Муравьева.

— Иди отдыхай, философ…

— Есть.

Из штаба Муравьев вышел быстро и свернул не к гостинице, а в сосновый бор, густо заросший цепким шиповником. По лицу больно царапали ветки, но он отмахивался от них, улыбался и продолжал идти.

Все хорошо!

Сегодня он дублер, завтра могут к нему дублера приставить. А Женька действительно еще с училища испытателем хотел заделаться.

Московские авиационные парады стали таким событием, за которым внимательно следят всюду.

Среди зарослей мелькнуло солнечное пятно — маленькая мшистая полянка. Муравьев снял фуражку, перевернул ее и бросил, как бросают кольца на колышки. Мягко спланировав, она опустилась на траву. Сам лег рядом лицом к небу, заложив под голову скрещенные ладони.

К щеке сразу прислонился теплый солнечный зайчик. Мягкий и ласковый. Муравьев даже глаза закрыл от удовольствия — Север солнцем не баловал. И небом вот таким тоже.

«Дублер — это не вторая роль». Да, старик прав. Но дело тут не только в том, чтобы участвовать в параде. Главное — полетают вволю. Женьке, конечно, важно и на параде побывать. Он в испытатели рвется. Удачное выступление может сыграть в его судьбе решающую роль. Для этого надо красиво пролететь. Показать все, на что способны машина и человек. Это значит, что они должны не просто отрабатывать комплекс известных фигур, а искать что-то новое, фантазировать, проверять найденное… Работка по характеру Муравьеву. Давно ему хотелось испытать такое. Спасибо «старику», что не забыл! Он многое помнит, этот «старик». Помнит такое, что, казалось бы, его совершенно не касается.

Написал ли Муравьев Лене? Он даже помнит ее имя, помнит, что у них в семье не все ладно.

Что ж, надо написать Лене. Так, мол, и так. Я не на Севере, а в приличном городе. Правда, временно и ненадолго, но все равно приезжай, посмотри, может, и не зря пройдут эти дни…


Еще от автора Аркадий Федорович Пинчук
Женька

Женька улетала в Якутск и благодарила судьбу, что в трудную минуту встретила хорошего человека, что память о нем она будет хранить всю жизнь, и если когда-нибудь у нее будут дети, она и детям расскажет про сильного, доброго, умного доктора Олега Викентьевича Булатова, который спас заболевшую абитуриентку.Но первая, случайная встреча не стала для них единственной…Повесть. Отрывок из романа «К своей звезде».


К своей звезде

Роман-дилогия «К своей звезде» посвящен жизни летчиков военной авиации. Его герои – пилоты, командиры и подчиненные, их друзья и близкие, жены и дети, – живут своими особенными, непростыми судьбами. В них тесно переплетаются разные мотивы и устремления – здесь и достижение высот летного мастерства, и любовь к близким, и необходимость поступаться личными интересами для защиты своей страны, и нежелание переступать через свою честь, и многое другое. Герои по-разному смотрят на жизнь, по-разному складываются и их пути, но и преодолевая обстоятельства, они не изменяют себе.Этот роман – гимн НАСТОЯЩИМ офицерам, истинным патриотам и тем, для кого все также важны честь и профессионализм.


Рекомендуем почитать
Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.