Потомок седьмой тысячи - [32]

Управляющий взял со стола серебряный колокольчик, звякнул. В дверь просунул напомаженную голову щеголеватый конторщик Лихачев.

— Нашли инженера?

Лихачев прикрыл за собой дверь, мягкими шагами подошел к столу.

— Не могут найти. Видели, ходил по двору и как в воду канул. И искать трудно: господина Грязнова еще никто не знает, указать не могут.

— Белиберда какая-то, — недоуменно проговорил Федоров. — Инженеру полагается быть в цехах, а его по двору носит. Пошлите за ним еще кого-нибудь.

За оба дня Грязнов не соизволил показаться на глаза, бродил где-то, и это выводило из себя управляющего. Подумал зло: «Наградили работничком, за ним глаз да глаз нужен. Заносчив! Хоть бы из такта заглянул прежде в контору».

Лихачев не уходил, чего-то ждал. Сегодня даже этот исполнительный конторщик вызывал раздражение. «И чего он любит намазывать волосы? Хоть бы густые были, а то кожа проглядывает».

— Повторения ждете? — ядовито спросил управляющий.

— Я все понял, Семен Андреевич, Сейчас разыщем… В конторе дожидается доктор Воскресенский. Сказать — пусть подождет?

— Пригласи.

Лихачев распахнул дверь. Вошли Варя Грязнова и Воскресенский. Управляющий поспешно выбрался из-за стола, шагнул навстречу.

— Милости прошу, Варюша. Садитесь, Петр Петрович. По каким надобностям ко мне? — Разговаривая, остановился за спиной Соболева, глянул через его плечо на корявые крупные буквы, которые тот старательно выводил, и недовольно поморщился. — Вам, батенька, сколько суток понадобится? Аль так трудно объяснить, почему товар не доставили?

Соболев виновато посмотрел на него.

— Голова не приучена к писаниям-то. Уж стараюсь, да не получается.

— Давно бы шли к конторщикам. Живо сочинят.

Соболев покорно поднялся и вышел.

— Так чем могу служить? — Радушие снова появилось на лице управляющего.

— Мы, собственно, хотели мимо, прямо по цехам, — сказал Воскресенский, удобно усаживаясь на стуле. — Варюша уговорила. Как откажешь, хоть вы и заняты.

— Располагайте моим временем, — щедро объявил управляющий. Про себя подумал: «Сестричка-то много вежливее оказалась, младше, а догадливее. Неспроста прислан, ох неспроста».

— Убедились, Петр Петрович? — Девушка весело взглянула на доктора. — Я знала, что нам не откажут. — Указала на портрет в тяжелой золоченой раме, нависший над столом, спросила заинтересованно: — Семен Андреич, это кто?

— Один из директоров — англичанин Шокросс, — заученно ответил Федоров. — Увековечен за заслуги.

— Серьезный господин, — одобрила Варя. Шокросс смотрел строго, почти надменно, и ей захотелось показать ему язык. И показала бы, будь наедине с ним. А тут постеснялась. Подошла к окну, откуда видна была широкая площадь перед фабрикой. Ужасаясь высоте второго этажа, покачала головой. И доктор, и управляющий с улыбкой наблюдали за ней. Она была все в том же белом платье, которое так хорошо шло к ее стройной фигуре.

— Вот все, что мне хотелось, — оглядевшись еще раз, сообщила она. — Просто не могла представить, как выглядят кабинеты управляющих.

— Малого вы хотели, — притворно обиделся Федоров. Пожаловался доктору: — Вот, Петр Петрович, слушайте… Теперь у девушек даже любопытства не вызываем. Ходят смотреть обстановку.

— Я-то еще ничего, — шутливо приосанился Воскресенский. — Поярче галстук — и хоть за свадебный стол… Но раз любопытство удовлетворено, разрешите нам пройти по фабрике?

— С превеликой охотой, — с готовностью ответил Федоров. — Жалею, что не могу сопровождать. Неотложные дела, голову некогда поднять, чтобы оглядеться… Видели, что делается у конторы? Все сюда, и все требуют последнего слова управляющего.

У конторы и на лестнице до самой двери терпеливо стояла толпа, дожидаясь приема. Мелькали знакомые лица фабричных, но больше мужики в выгоревших на солнце армяках, лаптях, с котомками за плечами. Крутова одергивали, когда он пробирался наверх, ругали.

— Вперед ему надо. Куда прешь-то? Все одинакие!

Как ни тяжело было на душе у Федора — утром потянулся за картузом и не нашел, гвоздь голый — сразу всплыл бестолковый вчерашний день… Пеун… соленые огурцы… Мерзопакостно… стыдно перед теткой Александрой… Марфушей; как ни тяжело ему было, но не утерпел, ввязался в перебранку. Пройти мимо деревенского мужика и не поддразнить — кто из фабричных упустит такую возможность!

— Вы что, перебесились? — отругивался он. — До главного конторщика иду. Работу не начинает без меня…

— Трепись! Истосковался он без тебя, главный-то. — Но тем не менее доверчиво расступались. И только почти у самых дверей встал на пути жилистый, крепкий старик с непокрытой седеющей головой.

— Ты кто будешь-то, милай? — ласково спросил он. — До главного зачем?

Федор с уважением посмотрел на него — широкоплечий, плотный, стоит, расставив ноги, чуть наклонив голову. Здоров был в свое время. Этот так просто не уступит.

— Мы тут ждем, почитай, с шести утра, — все так же ласково продолжал старик. — А ты ишь какой шустрый! Работа всем, милай, нужна. Даже пташка малая, когда не трудится, гибнет…

— Потому, папаша, и рвусь, что работа всем нужна, — невольно подстраиваясь под тон старика, сказал Федор. Озорничая, добавил громко, чтобы все слышали: — В механическом отделении рабочих не хватает, послали меня, чтоб передал…