Потомки солнца. Признание Моён - [28]

Аргуса, погибшего от пули Сичжина, ждало бесчестье. Тело его, без орденов и цветов, отправили на родину. Правительство Америки, которое в политических интересах закрывало глаза на его незаконную торговлю оружием, сделало вид, что ничего не знает. Смерть бывшего солдата оказалась печальной и бесславной.

Но история Сичжина и Моён на этом не закончилась. Их любовь еще не прошла всех испытаний, уготованных судьбой, и впереди ждал долгий путь друг к другу.

9

Похищение, плен, насилие, взрыв, перестрелка, ранение… Все это сильно пошатнуло состояние Моён, и ее положили в госпиталь. Несколько дней девушка ни с кем не разговаривала, словно от шока потеряла дар речи. Она не отказывалась от посещений, но, когда приходил Сичжин, закрывала глаза и притворялась спящей. Сичжин какое-то время сидел около девушки, потом тихонько гладил ее по голове и выходил из палаты, меряя шагами коридор. Но Моён молчала не потому, что не могла говорить, — слишком много мыслей роилось в голове.

Так прошло несколько дней.

Закончив утреннюю перекличку, Сичжин, как всегда, побежал в палату Моён. Девушка сняла больничную одежду и, переодевшись в свой обычный наряд, сидела на кровати.

— Я войду ненадолго, — сказал Сичжин, постояв какое-то время у порога палаты.

Моён молча смотрела на него безразличным взглядом. Сичжин немного поколебался, после чего вошел внутрь и сел напротив.

— Как ваша рана? — неловко спросил он.

— Я была не в себе и все никак не могла спросить: как Фатима?.. — с трудом произнесла Моён.

— В порядке. Она проходит лечение в медицинском корпусе главного штаба. К счастью, с ней ничего серьезного, — улыбнулся Сичжин — он был так рад услышать голос Моён, впервые за столь долгое время.

— Это правда? — Лицо Моён застыло, как у куклы.

— О чем вы? — Сичжин перестал улыбаться.

— Просто кажется, что вы часто мне врете. — Моён сделала долгий и глубокий вздох, как перед началом длинной речи, и продолжила: — Вы говорили, что ребят из деревни-призрака всех распределили. Но это было не так.

— Простите, что соврал. Просто я не хотел, чтобы вы переживали, — ответил Сичжин, опустив взгляд.

— Вот как. О чем еще вы врали, чтобы я не переживала?

— Больше ни о чем…

— Снова ложь. Кажется, теперь я поняла, почему вы лжете. Это не та ложь, из-за которой я могу закатить истерику, разругаться и расстаться с вами. За вашей ложью всегда стоит чья-то жизнь или политика; вы лжете во имя родины. А шутите вы лишь для того, чтобы прикрыть это все. Вы и дальше будете старательно шутить, чтобы скрыть то, о чем не можете сказать, и в итоге нам не о чем станет разговаривать. А я хочу делиться с вами всем. Например, что с утра разозлилась из-за какого-то олуха, загородившего въезд на парковку, что не могла решить, какой суп мне съесть на обед, что раздражена из-за того, что не пришла моя посылка. Было бы здорово, если бы я могла делиться с вами такими мелочами.

— Рассказывайте. Мне важно все, что вы мне говорите.

— Я знаю. Я вам верю. Но я не могу рассказывать о пустяках человеку, который закрывает других от пуль своим телом.

— Вы хотите со мной расстаться? — Сичжин побледнел.

— Я просто думаю… смогу ли я справиться с этим, — продолжала Моён, избегая взгляда Сичжина. — Обычно, когда говорят: «Мне было до смерти страшно», имеют в виду фильм ужасов или головокружительный аттракцион, а не град пуль и взрывы…

Девушка закончила и встала. Решительно, словно все уже обдумала, она вышла из палаты. Сичжин неподвижно сидел на стуле и смотрел на пустое место, где только что была Моён.

10

Наконец была назначена дата возвращения в Корею. Пациенты отправлялись на два дня раньше, в среду, а медицинский персонал вылетал в пятницу. Работники госпиталя испытывали легкую грусть оттого, что пришло время покидать Урук. Моён уже пережила эту грусть, но ее сердце было скованно другим тяжелым чувством.

После того как Моён поделилась своими переживаниями с Сичжином, она больше не виделась с ним. Мужчина избегал девушку, давая ей время подумать. Но Моён только сильнее переживала и нервничала из-за того, что его не было видно.

В среду утром Моён вместе с другими медиками провела последний обход и отправила всех пациентов в Корею. Если не считать нескольких больных из местных, все уже покинули свои палаты, и госпиталь опустел. Моён в одиночестве бродила по закоулкам медицинского корпуса, размышляя обо всем, что произошло. Малыш, отравленный свинцом, экстренная операция генерального секретаря Лиги арабских государств, день, когда она чуть не погибла, повиснув на краю обрыва, землетрясение, минное поле, вирус М3, дети из деревни-призрака, Аргус… События всплывали в памяти, будто сцены из фильма. И в каждой такой сцене присутствовал мужчина по имени Ю Сичжин. Он ни разу не струсил, всегда был честным и в любой ситуации очень очаровательным.

В окно Моён увидела Сичжина, выходившего из казармы. Он словно почувствовал ее мысли. Девушка безучастно за ним наблюдала. Сичжин нехотя направлялся к тренировочной площадке, по его лицу было трудно понять, о чем он думает. Набравшись смелости, Моён оторвалась от окна и вышла из госпиталя.