Потомки Нэнуни - [121]

Шрифт
Интервал

Рой мыслей пронесся в голове: «Винтовка за плечами, рукавицы… Не успею… Он опередит. Сейчас накроет!»

Инстинктивно выпустив шест, повернулся, сделал прыжок, второй, третий… Но убегал не безрассудно в панике, а с расчетом выиграть время, оторваться от зверя. На бегу сорвал рукавицы, стащил через голову винтовку.

Честно говоря, в этот момент казалось, что медведь висит надо мной, что вот-вот схватит за плечо, что уже дышит в затылок… Видно, цеплявшиеся за куртку ветки усиливали впечатление.

Уверенный, что сейчас придется стрелять в упор, передвигая предохранитель, — круто повернулся. Нет! Медведь не гнался. Его остановили собаки, и сейчас в нескольких шагах от меня шла яростная свалка. Псы наскакивали со всех сторон, а он, сидя, разбрасывал их, как котят. Уханье, визг и лай слились в общий гам. Собачья шерсть неслась по ветру, как перо из подушек. Отлетев, псы вскакивали и, воодушевленные примером друг друга и моим присутствием, очертя голову вновь кидались на медведя.

А я не мог выстрелить, боясь нечаянно убить одну из собак, пуля не шутит. В несколько секунд расшвыряв всех, видимо закружившись и потеряв меня из виду, зверь бросился в противоположную сторону, скрывшись за мощным стволом липы. Собаки в азарте кинулись за ним, и впереди всех самая резвая огненно-рыжая Ласка.

Я прыгнул влево и в момент, когда, продираясь сквозь кусты, зверь перепрыгивал через толстую колодину, поймал его на мушку и выстрелил. Он перекувыркнулся, что-то яркое мелькнуло в воздухе, и тут же пронзительно взвизгнула Ласка: падая, медведь схватил ее зубами за горло…. Когда я подбежал, она конвульсивно дергала задними лапами.

Подойдя почти вплотную, я выстрелил медведю в ухо. Он раскрыл челюсти, но Ласка не шевелилась. Она редко судорожно глотала воздух, глаза зеленые, стеклянные.

— Куда бежит? — донесся из глубины леса взволнованный голос.

— Никуда уже не бежит. Иди скорее сюда, — откликнулся я. Напрямик, ломая кусты, к нам спешил брат; подбежал и болезненно сморщился:

— Ласка, Ласка!.. Давай отнесем ее на проталинку, на хвою под елкой. Там мягко, тепло. Может, отойдет…

А я, откровенно говоря, уже думал, что ее надо пристрелить.

Перенесли, положили, почти без признаков жизни. Стали быстро раскладывать костер. Вдруг издалека донесся крик. Уже поднявшийся на перевал Чигони услышал лай, выстрелы и спешил к нам на помощь.

Минут через десять, запыхавшийся, вынырнул из-за деревьев.

— А-я-я… Ласка, Ласка…

Он присел около пострадавшей и стал гладить ее неподвижную голову. Ласка чуть заметно, очень редко вздыхала.

Мы уже начали снимать с медведя шкуру, когда собаки вдруг ринулись назад к липе и подняли нервный лай. Оставили работу и подошли к ним. В чем дело, в дупле еще медведь? Действительно, в берлоге слышалась какая-то возня. Чигони быстро прорубил в стенке полой липы порядочное отверстие. Мы выжидательно смотрели друг на друга. Брат усмехнулся:

— Медведь твой, тебе и проверять!

Я натянул рукавицу и с опаской запустил руку в дыру. «А вдруг большой, — мелькнула мысль, — оттяпает мне лапу в два счета…» Пошарил, пошарил — цап: ухватил что-то мохнатое, живое! Упирается. Но вытащил наконец: медвежонок!

Он зажмурился от яркого света, вцепился в замшевую куртку. Я передал его брату и снова сунул в отверстие руку. Есть, еще один!

Больше никого не оказалось.

Арсений с Чигони несли медвежат, кусок мяса и большой кусок бело-розового сала. Оно сплошь покрывало тушу на три пальца толщиной.

Я нес Ласку. Ее осторожно посадили в мой большой рюкзак; только голова оставалась снаружи. Шли долго, часто садились отдыхать, но на табор добрались засветло.

Не верилось, что Ласка поправится. Она не могла ничего есть, пасть и горло были сильно помяты и поранены. Но… выручило медвежье сало. Арсений придумал резать его на тонкие длинные ломтики, как лапшу, и всовывал в собачью пасть, насильно разжимая зубы. Ласка смотрела благодарно и медленно-медленно начинала всасывать… Так, постепенно, Ласка совсем оправилась и через месяц пошла на охоту.

Мы долго ломали голову в тот вечер: следили одного медведя, а оказались еще два медвежонка. Что они, верхом на медведице переехали из первой берлоги? Невероятно!..

На следующее утро разгадали этот ребус. Оказывается, мы преследовали медведя-одиночку, а он, разыскивая новую берлогу, случайно заглянул в чужую. Хозяйка его выгнала; он ушел, но нечаянно навел на берлогу нас. Медведица залегла туда с осени, там и родились у нее медвежата. Им было всего три недели. Думаю, она приняла нас за вернувшегося медведя, поэтому долгое время не обращала никакого внимания.

И еще удивительно другое: какова жизненная энергия в накопленном с осени медвежьем сале. Ведь медведица залегает самое позднее в начале декабря, потомство приносит в январе-феврале. Сама четыре месяца ничего не ест и не пьет, шестьдесят с лишним дней кормит свое потомство — и все за счет этого чудодейственного жира.

ЧЕЛОВЕК-КОРЕНЬ

«Человек-корень» — так означает в переводе с языков Востока слово «женьшень».

Тропа выводит меня на берег горной речки Эльдагоу. Именно о ней, почти об этом месте рассказывал когда-то у костра капитану Арсеньеву его неразлучный спутник Дерсу Узала. Здесь, в верховьях речки, тигр отнял у гольда убитого им пантача-изюбра.


Еще от автора Валерий Юрьевич Янковский
Тигр, олень, женьшень

Автор книги, человек интереснейшей судьбы, рассказывает об увлекательных и опасных приключениях семьи охотников в дебрях Дальнего Востока и Крайнего Севера.


Нэнуни-четырехглазый

«Нэнуни» — по-корейски четырехглазый. За острый охотничий глаз прозвали так охотники Михаила Янковского, сосланного царским правительством на Дальний Восток. Там же прошли детские годы Валерия Янковского — автора этой книги. В ней он рассказывает о полной приключений и опасностей жизни своего деда — известного ученого и охотника.


Рекомендуем почитать
Музыканты

В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.


Лики времени

В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.


Сын эрзянский

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Великая мелодия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.