Потом наступит тишина - [79]
Бойцы стали отходить к лесу, к своему батальону.
— Итак, что мы знаем о противнике? Ничего, — сказал Свентовец. — А времени у нас в обрез. — Он сидел под деревом, в нескольких шагах от него установили рацию, на опушке леса окапывалась рота Кольского. — Тут его не должно было быть, — добавил он. — До самого Бретвельде, но коль скоро противник здесь, значит, что-то произошло.
Майор достал из кармана большие часы и внимательно поглядел на Кольского.
— Надо прощупать немцев как следует, другого выхода у нас нет, а потом уже я отправлю донесение. Начни потихоньку, на рожон не лезь, пусть они сами обнаружат себя. Сорокапятки ведут огонь только по танкам, с боеприпасами у нас туговато… помогу вам минометным огнем. Сегодня мы должны отбить Бёслиц.
Поглядев на Кольского, Свентовец умолк. Со вчерашнего дня ему было трудно разговаривать с командиром роты. Он так и не сумел подобрать к нему ключ. «Вот упрямец, — подумал майор. — Неужели он всегда был таким? Держит дистанцию, стал более равнодушным, но… воинскому долгу предан до конца. В этом нет никаких сомнений».
Кольский встал по стойке «смирно».
— Я могу идти, товарищ майор? — спросил он официальным тоном.
— Иди и держи связь.
Ружницкий, который сидел рядом и курил, поднялся:
— Пожалуй, я тоже пойду, — Он отряхнул мундир и затоптал окурок.
Майор продолжал сидеть, он ждал. В такие минуты он всегда как-то особенно остро чувствовал усталость; поглядел на кроны деревьев, на луг, распростершийся прямо перед ним, отделявший их от городка. Увидел стройный шпиль колокольни костела, прекрасный, в чисто готическом стиле — а это здесь такая редкость. Впрочем, какая глупость! Кто же сейчас думает о готике?!
Только что он имел разговор с командиром полка. «Где твои позиции?» — спросил Крыцкий. Он басил больше обычного. Свентовец доложил обстановку. «Нас поджимает время, — сказал Крыцкий. — На твоем участке с их стороны серьезных сил нет. Уточни и доложи о выполнении задания». «Слушаюсь!» — ответил Свентовец, а сам подумал: «Ничего не понимаю».
Впрочем, он ничего уже не понимал со вчерашнего дня. Им не передали никаких сведений ни о противнике, ни о замыслах командира дивизии и командира полка. «Танки прорвались в тыл!» — вот и думай, что хочешь. «Путь в Бретвельде открыт». Так что же там, перед нами? Почему остановилось наступление на запад, если речь идет только о танковом прорыве?
«Надо было сразу попросить поддержку», — размышлял Свентовец. Впрочем, что бы это изменило? Ведь известно — не дадут. «Вы слишком осторожничаете», — скажет командир полка. «Конечно, я осторожен, — констатировал майор и сам себе поставил диагноз: — Излишне впечатлителен». Никогда прежде он не замечал этого за собой, ни когда партизанил, ни до войны. Не думал о неоправданных потерях, а сейчас мысль об этом преследовала его. Наверное, близкий конец войны так влияет на человека. Векляр, кстати, сразу пресекал разговоры на подобные темы: «Надо хорошо воевать, по-современному. Смерть на войне вытекает из математического расчета, это вопрос статистики».
Статистика… Свентовец вышел на опушку леса. Видимость была превосходной, перед ним простирались поля, полого поднимающиеся к городку Бёслиц. Он видел пригорки и низины, шоссе справа, стройный шпиль колокольни, так заинтересовавший его ранее.
— Товарищ майор позирует противнику, как на фотографию, — послышался голос батальонного адъютанта.
Махнул рукой. Мины рвались уже на опушке, застрочили пулеметы, а Свентовец, словно завороженный, глядел на свою колокольню. Потом, после продолжительной паузы, перевел взгляд на поле, по которому Кольский бросил в прорыв взводы. Может, следовало еще выждать? Он представил себе, как ползет сам по-пластунски вперед, не зная, что его там ждет, зная только направление движения…
Может, попробовать начать атаку по другую сторону шоссе? А может, захватить город ударами с флангов? Нет, теперь-то он точно будет ждать. А может, Крыцкий прав, и нет ничего страшного… Со стороны противника тишина, преодолев полпути до Бёслица, рота продвигалась, как будто на учениях. Вдали, словно сквозь дымку, виднелись крохотные фигурки бойцов. Почему-то подумалось, что война идет чертовски медленно, несмотря на быстроту действий, отрывистые приказы, треск полевых телефонов. Да, все же главное на войне — это умение выждать подходящий момент…
Еще успел подумать, что сорокапятки придется использовать только против танков. «Сколько осталось снарядов на пушку?» И тут началось…
Рота Кольского, распластавшись на поле, испытывала на себе прочность обороны противника. Свентовец застыл с биноклем у глаз и, казалось, не слышал свиста пуль, который то приближался, то отдалялся, то раздавался над самой головой, то где-то сбоку.
Поле все вздыбилось от металла, свист немецких мин сливался с треском очередей станковых пулеметов, разрывы заволакивали поле низко стелющимся дымом.
Рота словно вросла в землю. Свентовец представил себя на месте парней, ищущих защиты в каждой неровности почвы, прячущих головы за травянистыми кочками, прижатых к земле свинцовым дождем. Сейчас он будет докладывать: «Передовая рота подошла к постройкам и залегла под сильным огнем противника». Язык донесений прост и конкретен, в него не вместишь ничего, кроме скупой информации. «Пытаюсь подавить огневые точки врага». И верно, строчат пулеметы, верно также, что у него есть и минометы, и пушки. Но сорокапяткам дан приказ стрелять только по танкам… «Что за черт, дались мне эти сорокапятки! Может, ввести в бой вторую роту? Бёслиц — превосходное место для организации круговой обороны, а времени для ее подготовки у противника хоть немного, но было. Каковы его силы? Знать бы…»
Успех детектива вообще — это всегда успех его главного героя. И вот парадокс — идет время, меняются методы розыска, в раскрытии преступления на смену сыщикам-одиночкам приходят оснащенные самой совершенной техникой группы специалистов, а писательские и читательские симпатии и по сей день отданы сыщикам-самородкам. Успех повести «Грабители» предопределен тем, что автору удалось создать очень симпатичный неординарный образ главного героя — милицейского сыщика Станислава Кортеля. Герой Збигнева Сафьяна, двадцать пять лет отдал милиции, ему нравится живое дело, и, занимаясь поисками преступников, он больше доверяет своей интуиции, А уж интуицией он не обделен, и опыта за двадцать пять лет службы в милиции у него накопилось немало.
В повести говорится об острой политической борьбе между польскими патриотами, с одной стороны, и лондонским эмигрантским правительством — с другой.Автор с любовью показывает самоотверженную работу польских коммунистов по созданию новой Польши и ее армии.Предназначается для широкого круга читателей.
Збигнев Сафьян в романе «Ничейная земля» изобразил один из трудных периодов в новейшей истории Польши — бесславное правление преемников Пилсудского в канун сентябрьской катастрофы 1939 года. В центре событий — расследование дела об убийстве отставного капитана Юрыся, бывшего аса военной разведки и в то же время осведомителя-провокатора, который знал слишком много и о немцах, и о своих.
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.