Потом наступит тишина - [70]

— В октябре… Семь месяцев назад. Может, поговорим об этом завтра?

— Прошу вас, товарищ майор, выслушать меня сейчас.

— Опять за свое! — промолвил он раздраженно. — Почему ты пришла с этим именно ко мне?

— Потому что вы начальник поручника Кольского.

— А при чем тут он?

Только сейчас майор заметил, что девушка вот-вот расплачется — рот приоткрыт, дыхание учащенное.

— Вы не помните меня, товарищ майор? Я и есть та девушка, которую разыскивал тогда Кольский в Боровице в доме моего друга Адама. Когда он вошел в комнату, то увидел там дезертира. Но тому удалось сбежать…

Майор вспомнил, но не прервал ее.

— Мы все тогда заявили, что никакого дезертира в доме не было, что Кольский все выдумал, чтобы… чтобы отомстить Адаму. Но дезертир был, и Кольский поступил правильно, велев обыскать весь дом. Адам понял, что ему ничего не остается делать, как бежать, поэтому мы, а не Кольский, несем ответственность за смерть Адама.

— Ну хорошо, — сказал Свентовец, приходя постепенно в себя. — Значит, так было дело. Ну а почему вы решили признаться в этом спустя семь месяцев? Вы давно в полку?

— После того случая, — сказала она тихо, — меня держали в КПЗ несколько недель. Допрашивали. Я клялась, что дезертира не было, что Кольский сам его выдумал, что стрелял в Адама из-за ревности… ко мне. Больше я ничего не сказала. А когда меня выпустили, вступила добровольно в Войско Польское…

— И после всего этого — добровольно?

— Так точно, товарищ майор. Поначалу не очень-то хотели меня брать, но потом взяли и определили в запасной полк. Я хотела попасть в эту дивизию. Но сделать это было не так-то легко, — вздохнула девушка. — Я разыскала знакомого офицера в штабе, который помог мне.

Майор почувствовал вдруг страшную усталость. Сколько осталось еще времени? Часа три-четыре?

— Хотела попасть именно в эту дивизию? — спросил он. — А зачем?

Она опустила глаза, видимо сообразив, что сболтнула лишнее.

— Решила, значит, разыскать Кольского? Так или нет?

Она молчала.

— И пришла ко мне, командиру батальона, спустя несколько часов после тяжелого боя, чтобы рассказать о своих старых грехах. А ты знаешь, что тебе полагается за это? Хочешь, чтобы тебя арестовали, отправили в тыл и отдали под суд?

— Не хочу в тыл!

— Ах, вот как, не хочешь. А может, ждешь, что тебе простят твою вину?

— Нет, я готова понести любое наказание.

— А если попадешь в штрафную роту? Там тоже нужны санитарки.

Подумав, она ответила:

— Мне все равно, товарищ майор, штрафная рота так штрафная рота.

— И ради этого прибежала ночью, чтобы доложить мне именно сегодня? Не к прокурору дивизии или офицеру контрразведки, а ко мне, потому что я командир Кольского…

— Если надо будет, — сказала она, — пойду куда угодно.

— Только я ничего не могу поделать. Неизвестно еще, говоришь ли ты правду, но даже если и так, то что заставило тебя вдруг действовать так поспешно? Подумай только: кому это на передовой придет вдруг в голову вспоминать о своих старых грехах? Нет, это какая-то чушь. Единственно, что я могу сделать, если хочешь, — вызвать Кольского, он тут недалеко.

— Нет! — воскликнула Крачиньская. — Не издевайтесь надо мной. Я должна была прийти сюда. Когда меня допрашивал Леоняк, я ему ничего не сказала, а теперь рассказываю сама, а вы, товарищ майор, смеетесь надо мной. Разве уже не важно, что в Боровице я укрывала дезертира? — По лицу девушки пробежала судорога. Она закрыла глаза, пытаясь взять себя в руки, и расплакалась.

— Ну перестань. — Как же успокоить этого капрала в юбке? Больше всего майора беспокоило то, что уже несколько часов стояла тишина.

— Разрешите идти, товарищ майор, — услышал он.

— Останься, поговорим серьезно, не думай, что я легкомысленно отнесся к тому, что ты рассказала. Если уж пришла ко мне, то давай разберемся, что к чему. Это хорошо, что ты вступила в Войско Польское, но помни, что ты поступила нечестно по отношению к Кольскому, обидела его. Теперь ты хочешь, чтобы справедливость восторжествовала. — Это прозвучало высокопарно. «Справедливость! — подумал он. — Завтра эта девушка с санитарной сумкой поползет за цепью солдат, и расплата может наступить в любой момент». Какая трудная доля выпала людям, с которыми он вот уже пять дней шагает по немецкой земле! — Давай поговорим попозже о справедливости, — повторил он.

Девушка удивленно взглянула на него блестящими после слез глазами.

— Товарищ майор, вы меня не так поняли, — сказала она. — Дело не в справедливости, а в том, что я заслуживаю наказания.

— Ты хочешь понести наказание за совершенное преступление — в этом и заключается как раз справедливость.

— Товарищ майор, я не совершила никакого преступления.

— О чем же мы тогда толкуем с тобой вот уже целый час?

— Если вы считаете, что я совершила преступление, пусть будет по-вашему.

— Нет, моя дорогая. Значит, ты считаешь, что поступила правильно? Как-то странно у тебя все получается.

— Да, я не могла тогда поступить иначе и теперь готова отвечать за это. Я раньше не понимала всего этого, а теперь мне все равно, что со мной будет.

— Думай, что говоришь! Ну и кто же оказался прав — мы или они? Был дезертир или нет?