Потом наступит тишина - [58]

Взять хотя бы того же Олевича… — начал было генерал, но тут же умолк, вспомнив, что приехал сюда затем, чтобы узнать как можно больше о Стефане. Все эти расспросы причиняли ему боль, но он требовал новых и новых данных. Однако майор молчал, потеряв, видимо, всякую надежду убедить Векляра, и потому ждал дальнейших вопросов. А может, сказать Свентовцу всю правду? Ну нет уж! Тот наверняка бы все понял и, торжествуя в душе, представил бы о нем самую исчерпывающую информацию. Ведь он единственный, кто встал на защиту Стефана.

— А откуда взялся этот… Олевич?

— Толком не знаю, — ответил майор. — Выходец из семьи, связанной с рабочим движением. Отца не помнит, тот, кажется, был в Испании, но помнит, как зовут мать. У меня сложилось впечатление, — сказал Свентовец, — что я где-то слышал эту фамилию и имя.

— Что ему известно об отце?

— Я не вдавался в подробности. Фактически я беседовал с ним только раз, парень был замкнутый, никому не верил.

— Ну что же, — сказал генерал, — в ближайшее время я приму решение по делу Кольского. На этом закончим. Вы свободны, майор.

Нельзя же было расспрашивать, как он выглядит, что говорил, как отзывался о родителях. Такие вопросы не задашь, разговор сразу бы потерял ту направленность, какую задал генерал, а толку мало, потому что для Свентовца Стефан, как и Кольский, был одним из многих, кто имел свое представление об истине и за кого можно было бы бороться.

Свентовец вышел из кабинета разочарованный, что не ускользнуло от внимания генерала, — ведь он так рассчитывал на его поддержку, но ничего толком не добился от него.

Векляр хорошо помнил Кольского, одного из тех, от кого зависело будущее Войска Польского. Свентовец говорит: «Влюбился в девушку, неизвестно, какую роль в этом сыграли личные отношения». Маловероятно!

— Товарищ генерал, отправьте меня на фронт.

— Ну что же, отправим. Не нашел общего языка с девушкой?

Парень, видимо, здорово настрадался. Под Ленино был еще совсем мальчишкой, а теперь уже взрослый человек.

— А ты, дружище, начиная ссору, действительно был уверен, что там находится дезертир?

— Так точно, товарищ генерал.

— А твоя девушка не подтверждает?

— Нет.

Векляр кивает. Он прекрасно понимает этого парня — у него и так все написано на лице.

— Олевич был в вашей роте?

— Так точно, товарищ генерал.

— Что он за человек?

— Парень боевой, командовал взводом неплохо. Но оказался врагом.

— В этом вы не сомневаетесь?

— Нет, товарищ генерал. Он все время вел себя сдержанно, никогда с нами не откровенничал, а в ходе боевой операции цел и невредим прошел через парк, в котором спустя десять минут погиб Котва.

— Пробовали с ним поговорить?

— В самом начале. Видите ли, наша компания его не устраивала.

— С этим ясно. А с той девушкой у вас обычный роман или что-то серьезное?

— Серьезное.

— Благодарю вас.

— Товарищ генерал, можно задать вопрос?

— Пожалуйста.

— Вы тоже мне не верите?

— В армии такие вопросы не задают. Вы свободны.

— Хотите допросить ее сами, товарищ генерал? — удивился Леоняк. — Если начальник местного управления госбезопасности не успел их всех отпустить…

Начальник отделения встретил Векляра без особого восторга. Леоняку не подал даже руки.

— Я решил отпустить их, — сказал он, — ведь доказательств их вины нет.

— Откуда появилась у вас вдруг такая щепетильность? — ехидно рассмеялся офицер контрразведки. — Могу заверить вас, стоит вам отпустить их, как через час их уже не будет в Боровице. Тогда уж вам не отыскать убийц Бжецкого.

— Я велел им регулярно приходить и отмечаться у нас.

— Они только этого и ждут.

— Ну ладно, — прервал их Векляр. — Приведите девушку.

Генерала разбирало любопытство. Он не мог избавиться от этого чувства. Не только потому, что вспомнил старого Крачиньского, который был порядочным человеком. Ведь среди таких ребят и девчат вращался Стефан.

Окинув генерала равнодушным взглядом, вошедшая села на стул, вытянув ноги в грязных полуботинках.

— Меня уже допрашивали. Я обо всем рассказала.

— Я не собираюсь вас допрашивать, — буркнул Векляр. — А велел вызвать, чтобы поглядеть на вас.

Девушка удивленно взглянула на него.

— Только за этим. Я сам из Боровицы и знал вашего отца. Я начальник поручника Кольского, который вскоре предстанет перед военно-полевым судом за превышение власти.

— Как это? — Она вдруг расплакалась, вытирая рукавом слезы. — Не мучайте меня, у меня нет больше сил.

— Во имя чего, — спросил генерал, — вы, молодая девушка, отказываетесь от близкого вам человека, обрекая его на самое страшное — предстать перед судом? Ради верности? Кому?

— Я его ни на что не обрекаю, — проговорила она сквозь слезы. — Я не могу поступить иначе.

— Не можете, — сказал генерал. — Не можете, — повторил он, вспомнив вдруг о Стефане. — Какое у вас звание?

— Капрал. — Она уже не плакала и удивленно глядела на генерала. — А что ему грозит?

— Кому?

— Кольскому.

— Всякое может быть — либо тюрьма, либо штрафная рота… Знаете, что такое штрафная рота? Оттуда редко кто возвращается живым.

— Я… — попыталась она вставить слово. Векляр видел ее отчаяние, колебания, каждый ее жест говорил сам за себя.

Векляр махнул рукой.

— Я приехал сюда не затем, чтобы вас допрашивать. И не думал об этом. А ваши жертвы никому не нужны — ни Польше, ни вашим хозяевам. Сейчас вас освободят, и советую вам обо всем хорошенько подумать.