Потом наступит тишина - [43]

— Хватит! Придется принимать в отношении тебя соответствующие меры.

5

Возвратившись в Люблин, Векляр отдал приказ освободить Васиньского от должности начальника призывного пункта и направить его в распоряжение Управления кадров с соответствующей характеристикой. Но у него по-прежнему не выходила из головы эта встреча в Боровице, в поведении Васиньского он усматривал скрытую и весьма грозную опасность.

Спустя несколько дней он узнал, что капитан устроился в один из отделов штаба, а данная ему генералом характеристика, как докладывал майор Клюк, вызвала у всех удивление. Полковник Пстроньский тоже был иного мнения о Васиньском. Генерал махнул на это рукой.

Чтобы не думать о Марте, Векляр всецело отдался мобилизационной работе. Но не тут-то было! Он знал, что жена в Люблине, ждал ее звонка, но сам не пытался ее разыскивать. Однажды, выходя из штаба, увидел Марту в машине рядом с Пстроньским. Он не мог понять ее поведения, не верил, что она вычеркнула его из своей жизни. Неужели люди могут так измениться? Марта, Васиньский — они совсем не похожи на тех, какими он знал их раньше.

Горячее желание отправиться на фронт все сильнее охватывало Векляра. Всю жизнь он работал там, куда его направляла партия, но скучал по фронту — в течение многих лет привык воевать, именно воевать, а не слоняться по штабам, он был командиром, выросшим из партийного деятеля.

— Вы недооцениваете, — твердил Пстроньский, — сложной ситуации, создавшейся в освобожденных районах. Мы должны перетянуть народ на свою сторону, для этого нужны люди, не можем же мы все силы перебросить на фронт. Внутренний враг готовит контрудар. Вы знаете, что делается на местах?

«Может, я чего-то не понимаю», — думал Векляр. В то же время он не сомневался в своей правоте. Ему казалось, что в словах полковника прозвучали те же аргументы, что приводил и Васиньский.

Каждый разговор с Пстроньским он переживал особенно болезненно. Этот человек мог бы рассказать ему о Марте.

Завершив в основном первый этап мобилизации, Векляр начал предпринимать шаги, чтобы поменять место работы. Но сделать это было не так-то просто — он не привык решать свои личные дела, ему не хватало умения устанавливать контакты с людьми.

— Я не умею просить, — говорил он, — но прошу подобрать мне такую работу, где я смогу принести больше пользы.

Представитель главного командования Войска Польского, полковник Армии Людовой, с которым генерал познакомился недавно, но о котором был высокого мнения, молча выслушал просьбу Векляра.

— Не вызвано ли ваше решение, генерал, — спросил он, — различиями во взглядах между вами и Пстроньским?

«Попал в точку», — подумал Векляр.

— Различиями во взглядах? — повторил. — Это уж слишком. Хотя действительно, — нехотя продолжал Векляр, — мы часто спорим с ним по тем или иным вопросам…

— Да я и не утверждаю, — сказал полковник, — что различия между вами носят принципиальный, политический характер, тогда был бы особый разговор. Но вы придерживаетесь различных точек зрения, ведь вы долго не были в Польше, а он находился в гуще происходивших здесь событий, был на подпольной работе. А ведь именно возможность сопоставления различных подходов к тем или иным проблемам особенно ценна, и вам следует учитывать это в своей работе. Я бы даже сказал, что вы прекрасно дополняете друг друга.

Векляра так и подмывало сказать что-нибудь наперекор, но он решил промолчать.

— Если же, — продолжал полковник, — вас только это волнует, то вы явно ошибаетесь. Кстати, нельзя отказываться без боя от своих взглядов, вы, как и я, прекрасно знаете об этом.

— Нет, — ответил Векляр. — Речь идет о том, где я могу принести больше пользы. Определенную роль в этом играют и мои личные дела.

— Понимаю, вы уже говорили об этом. Ничего не поделаешь, — вздохнул полковник.

Спустя несколько дней Векляр получил назначение на должность командира дивизии 2-й армии. Накануне отъезда он позвонил Марте.

— Извини, — сказала она. — Столько было работы. Не хочешь заглянуть ко мне?

— С удовольствием, может, сегодня вечером?

— К сожалению, сегодня я буду занята.

— Тогда в другой раз, — спокойно сказал Векляр и положил трубку.

На следующее утро он выехал в Конколевницу, чтобы принять дивизию, в которой среди других солдат служил и рядовой Михал Маченга.

Присяга

1

Бенда и Венцек, рядовые из взвода Фурана, дезертировали на третий день после ареста Олевича. Они ушли, по всей вероятности, после вечерней поверки, потому что на их койках, застеленных, как обычно, безукоризненно, никто не спал. На подушке Венцека новый командир взвода Сенк нашел блокнот в картонной обложке. Ничего особенного в нем не было, если бы не письмо, написанное на первой странице девушке по имени Ванда, которое начиналось словами: «Живется мне здесь неплохо, пока еще не воюем, а война, даст бог, может, скоро кончится…»

Такое письмо написал Венцек — ведь у каждого есть своя девушка. Сенк тут же побежал с ним к Фурану, будто нашел важный документ. В это время взвод направлялся в умывальную комнату, бойцы как-то недоверчиво и отчужденно поглядывали друг на друга…

Маченга подставил голову под холодную струю, ополоснул грудь и спину — это придало ему бодрости; вытертое насухо тело покраснело и стало упругим. Последние два дня он находился в приподнятом настроении, ничего подобного раньше у него не наблюдалось. Шевеля губами, повторял про себя слова из приказа командира полка: «Выражаю благодарность рядовому Михалу Маченге за то, что он, рискуя жизнью, спас на пожаре ребенка и мужественно, как и подобает солдату Войска Польского, боролся с огнем, спасая народное добро».