Потерянный ребенок - [12]

– Она знает, что у тебя нет денег? – спросила Айрис, когда они сидели в своем маленьком залитом солнцем саду. Это было последнее утро, которое они провели вместе; тогда он приехал забрать свои вещи. На этот раз не было ни криков, ни слез, Айрис не кричала, чтобы он исчез, не говорила, что ненавидит его, не плакала о том, что лучше бы они никогда не встречались, – на всю эту браваду разбитого сердца у нее больше не было сил. Она чувствовала лишь неописуемую боль.

– Айрис, я знаю, что ты хочешь ненавидеть Люси, но дело не в ней. Дело в нас. У нас все уже давно не ладилось.

– Ну да, точно, спасибо, что сказал, – буркнула она, прикусив нижнюю губу.

– Я просто устал от того, что все сводится к вопросу, получится ли у нас завести ребенка, – сказал он, положив последнюю коробку и захлопнув багажник. – Это словно черная дыра, которая медленно высасывает радость из наших жизней, а я так больше не могу. И да, прежде чем ты спросишь, нет, Люси не беременна. Она даже не хочет детей.

Это было два года назад, и в течение следующих месяцев она чувствовала настолько неконтролируемую тоску, что ей казалось, что лучше бы Джеймс умер, чем продолжал счастливую жизнь с кем-то другим. Они встречались с момента, когда Айрис было еще восемнадцать, и после разрыва она впервые по-настоящему поняла, что такое одиночество. Ее, конечно, поддерживали мать и подруги, но ей по-прежнему было тяжело возвращаться в темный и пустой дом. Не с кем было обсудить прошедший день, не с кем было ссориться из-за мелочей, никто не будил ее по ночам своим храпом. У Джеймса всегда был такой буйный характер, он был словно маленький ребенок, который не переставая болтал и суетился, перебивал всех во время разговора и устраивал бесчисленные драмы на работе, после которых ей приходилось его успокаивать. Все это сводило ее с ума, его энергия, постоянный поиск чего-то нового, инвестиции, которые дадут им разбогатеть… Теперь, однако, она была больше похожа на грустную старушку, которая не выключала по вечерам телевизор, чтобы не чувствовать себя так одиноко. Казалось, что эта тишина преследует ее повсюду.

Но если Айрис и знала, что будет тосковать по Джеймсу, она все же никак не была готова к тому шквалу чувств, которые она внезапно для себя открыла, узнав, что никогда не сможет выносить ребенка. «Все получится, дорогая, – настаивал ее муж. – Врачи сказали, что у нас все хорошо, нужно просто запастись терпением». Поэтому Айрис продолжала беременеть, делала в больницах всевозможные уколы, чтобы не случилось прерывания беременности, ходила на регулярные осмотры, на которых сердцебиение ребенка выводили на экран: тук, тук, тук. Все это продолжалось до тех пор, пока на сроке четырех, пяти, шести месяцев не наступала та неизбежная и ужасающая тишина.

– Прошу прощения, я на секунду, – говорил сонографист и отходил за советом коллег. Каждый раз повторялось одно и то же. Они отправляли ее домой, где рано или поздно у нее начиналось кровотечение. Тогда они с Джеймсом кое-как залезали в машину и, подавленные, отправлялись в роддом, в котором ей предстояло рожать, слушая завывания от боли других рожениц и пронзительные крики их новорожденных.

Айрис знала, что настанет день, когда Джеймс придет к ней за деньгами. Он на дух не переносил необходимость на что-то копить или на чем-то экономить, и то, что он в конце концов спустит на ветер все их сбережения, было лишь вопросом времени. Всю их жизнь в браке именно Айрис стабильно получала зарплату на должности корреспондента по вопросам здравоохранения в The Tribune, именно она своевременно платила за ипотеку, в то время как Джеймс постоянно переходил из одной клиники в другую. Раз за разом он откладывал поиски нового места, предпочитая зарабатывать на дому, но и это не приносило результатов, потому что он целыми днями изучал способы инвестировать деньги, которых у них не было.

Но единственный способ остановить его подразумевал официальный развод, а она на это не была готова – Айрис и в голову не могло прийти, что Джеймс зайдет настолько далеко, что попытается заставить ее продать любимый домик в Саутфилдсе, практически в центре Лондона.

– Правильно ли я понимаю, что после разрыва отношений между нашими клиентами не было заключено никакого письменного соглашения о разделе имущества, а именно дома и накопленных сбережений?

Айрис посмотрела на своего адвоката, Катрину Кип, женщину с тихим голосом. Ее острая челка, как и ее емкие формулировки, напоминали заточенное лезвие топора.

– Да, все верно, – произнесла мисс Кип и посмотрела на адвоката Джеймса, который сидел с надменным видом, откинувшись в кресле и заставляя Айрис нервничать. – Ну, моя клиентка утверждает, что большую часть их совместной жизни в браке ипотеку платила именно она, включая те долгие промежутки времени, когда ее муж был безработным, в то время как тот забрал себе почти сто тысяч фунтов стерлингов из сбережений, а также свои пенсионные сбережения, насчитывающие еще около ста тысяч. На момент, когда дом оценивался приблизительно в двести пятьдесят тысяч, они достигли соглашения о том, что раздел имущества был честным.