Потерянное наследство тамплиера - [45]

— Точно, — поддержал Эндрю, — но когда я пришел её сменить, в зале кроме Миры никого не было.

— Да, и когда я встал, то тоже её не видел, — согласился Феликс. — Стася, а ты Мотю не видела?

Та отрицательно помахала головой, но как-то рассеянно, постоянно глядя себе на руку, а в её глазах было горе.

Обыскав весь дом и не найдя ничего, кроме оторванной плитки в ванной, Феликс набрал номер Зинки.

— Привет, — сказал он быстро, — шеф, у нас проблемы, пропала Матильда.

Глава 21 Всё из детства

Феликса со Стасей Зинка буквально вытолкнула на улицу со словами: «Миссию никто не отменял». Через десять минут после звонка, запыхавшиеся, они уже были в гостевом доме. Алексей меж тем был подавлен и ходил по замку, заглядывая в разные комнаты в надежде, что они могли не заметить Мотю где-нибудь на диване и тревога ложная.

— Феликс, — осторожно начала Стася, когда они вышли из калитки, — подмени меня.

— Что опять случилось, ты же обещала взрослеть, мне тоже не очень хочется идти и разговаривать со стариками.

— У меня беда.

Феликс был озабочен исчезновением Моти и не заметил, что девушка очень резко перестала улыбаться. Сейчас это отчетливо бросилось ему в глаза.

— Я потеряла кольцо, — всхлипнула Стася, — вчера сняла с руки на кухне, когда пальцы опухли от порезов, и положила там на полку.

— Что, очень дорогое было кольцо? — спросил Феликс. — Я думаю, тебя после того, как ты вчера сбежала, больше туда не пустят, брось, на гонорар купишь себе новое.

— Это мамино, — сказала Стася и расплакалась, — мой талисман, который остался от неё на память.

— Прости, я не знал, — извинился Феликс, и у него, как всегда, заболела голова при воспоминании о своих погибших родителях. — Давно мамы нет?

— Пятнадцать лет, я уже и не помню, как она выглядит, представляешь? Вспоминаю, а в голове лишь фотография, которую я вижу каждый день, а её вспомнить не могу. Это кольцо, как мне кажется, хранит её тепло, я не могу, мне надо хотя бы попробовать его вернуть.

— Иди, но только осторожно, чтоб тебя не побил рассерженный шеф-повар. Если что звони, — сказал Феликс, — ты меня вчера прикрыла, а я тебя сегодня.

— Спасибо, — поблагодарила Стася, вытирая слёзы.

— Перестань реветь, всё будет хорошо.

Феликс уже подходил к нужному адресу, но по-прежнему у него не шла из головы Стася, он начинал понимать, почему эта девчонка так быстро стала для него своей. Просто в ней он в одночасье почувствовал родную душу, ту, которая ещё в детстве перенесла потерю близкого человека. Видимо, такие люди ощущают единство на ментальном уровне, понимая друг друга без слов. Именно поэтому красивая девочка Стася не привлекла его как девушка, а сразу расположила к себе как младшая сестра, как сестра по несчастью, у которой отпечаток беды навечно остался в душе. Она прошла через те же душевные страдания в детстве, что и Феликс, но, видимо, именно тогда они запускают необратимый процесс, процесс взросления души.

Дорога, которая связывала дом Важновых и жилой квартал, блестела от утренней росы, а солнце припекало, стараясь быстрее её высушить. В воздухе пахло морем и весной, пахло счастьем. Ощущение, которое Феликс поймал сегодня утром, не проходило. Выйдя из тюрьмы, он словно бежал без оглядки, не замечая самой жизни, по которой очень сильно соскучился, он её пропустил, как школьник пропускает уроки. Сейчас даже стало страшно при мысли, что та дверь, под которой он вчера сидел, открылась бы, и он пропел уродливую песенку. Тогда вернулся бы этот липкий страх, вернулась жизнь в постоянном беге, в постоянном страхе. Всё, что ни делается — всё к лучшему, пусть все старые тайны и деньги, на которых так много крови, остаются там, за закрытой дверью старого дома, а он с чистой совестью и этим запахом весны пойдёт дальше, в своё собственное, никем не прогнозируемое светлое будущее.

Под радостные и такие простые мысли Феликс подошёл к обычному спальному району маленьких городов. Там однобокие хрущёвки перемешивались со строениями дореволюционными, которым уже минуло столетие, и не факт, что последние выглядели хуже.

Феликс сверился с записями на листке, нужный ему дом был именно таким. Старая лепнина в них соседствовала с облупленной штукатуркой и облезлой подъездной дверью. Он стоял в окружении таких же домов, образуя небольшой двор. Конечно, в нём не было ярких площадок для детей, зато стояла покосившаяся ракета и песочница, в которой почему-то не было песка. На одинокой лавочке сидела старушка божий одуванчик, а вокруг её ног крутилась не менее старая болонка.

— Доброе утро, — поприветствовал женщину Феликс и постарался обаятельно улыбнуться.

Старушка не сразу поняла, что обращаются к ней, а когда Феликс сел рядом, стала внимательно вглядываться в его лицо, словно пытаясь вспомнить.

— Я вас не знаю, молодой человек, — произнесла она, видимо, полностью утвердившись в этом.

— Это правда, — вновь улыбнулся Феликс. — Разрешите представиться, я журналист местной газеты и хочу написать статью о местном бизнесмене, которого убили на прошлой неделе. Он выдающаяся личность, меценат, хотелось бы увековечить память такого великого земляка. Я узнал, что он жил в этом дворе, вот и хотел поговорить с кем-нибудь из старожилов, кто бы мог рассказать мне о Данииле Важнове, каким он был ребёнком, например.